Дверь распахнули и втащили за ноги знакомого-незнакомого партизана. В глазах у меня рябило от волнения. Голос Талиса:
— Хватит для этого полудурка! — и я остался один с лежащим на полу человеком.
Он лежал и время от времени испускал глубокий вздох. Я присел, положил ему руку на плечо и почувствовал, как человек вздрогнул. Вот он открыл глаза, узнал меня. Я заметил, что на лице у него нет следов истязаний, если не считать прежней ссадины. И все же он был здорово отделан, как будто уже ожидал конца, даже пошевелиться не мог, только попросил:
— Подложи что-нибудь под голову, парень!
Я подложил свою шапку. Даже от этого легкого усилия он застонал, видимо, у него было отбито все нутро. Я сказал:
— Здесь на полу холодно. Я помогу вам перебраться на нары.
— Не шевели меня.
Мне было неудобно оставлять его, и я остался сидеть на корточках, привалясь к стене.
— Воды, — простонал он, — воды…
Я не мог этого выдержать и, не сознавая, что делаю, стал бить кулаками в дверь, крича, что хочу пить, ведь вода же денег не стоит. Но никто не отвечал, снаружи никого не было, нас заперли и предоставили своей Судьбе.
Мои вопли заставили очнуться избитого человека, он окликнул меня:
— Брось, воды не дадут… А вот в зубы… — С минуту он молчал, видно было, что каждое слово дается ему с трудом. — Скажи… ты наш?
Я не знал, что ответить. Наш, ваш… О местоимениях, что ли, будем разговаривать? Так в грамматике я не силен. Но и этот человек не похож на учителя.
— Не бойся… я тебя не выдал, — продолжал партизан.
Только тут я сообразил, что на допросе не все зависело от меня одного.
— Тебя выпустят… Только у волостного справятся… Так вот что, найди моего товарища…
— А где я его стану искать?
— Густ знает. Мне говорить тяжко… Слушай. Скажешь, что выдал Чашка. Немцы солдат пришлют… скоро… из Екабпилса. Девушка сказала… Чашку можно взять… а немцам ловушку…
— Ничего не понимаю.
— Сергей Васильич поймет… Ты только скажи…
Партизан захрипел от кашля, застонал, потом ушел в забытье. Все чмокал губами, будто пьет. Я сидел в неудобной позе, на корточках. И жалко было этого человека, и за себя страшно. Выпутаюсь ли? Талис мне ребра переломает, если что пронюхает.
— Ты тут? — очнулся партизан. — Помни, что я сказал…
— Почему вы мне доверились?
— Ты честный человек.
— Гм… Уж какой ни есть, да ведь не ваш же.
— Раз честный… стало быть, с нами…
Экая уверенность! Как будто у него права на всю честность в мире. А может, и есть это право, только вот какой ценой оно дается.
