Потом я забылся в полудреме, но ненадолго. Мысль, которую эти два дня я упорно от себя гнал, не давала покоя. Если и вправду дома у тети Фроси в день пропажи никого, кроме нас, не было, значит, карточки мог взять только Костя. И вовсе не случайно он сразу исчез, будто испарился.
Домой я так и не пошел. Послонялся по улицам, заглянул на вокзал, где, как всегда, суетились вечно спешащие пассажиры. А когда совсем стемнело, незаметно прокрался к Костиному сараю. Там были нары из досок — широкие, застеленные ватным матрацем. Подушкой служила старенькая телогрейка. От голода у меня сводило живот — с утра не было во рту ни крошки. Но сон все же взял свое.
Ночью я вдруг почувствовал, что кто-то сильно трясет меня за плечо.
— Валька, это ты что ли?
Услышав Костин голос, пришел в себя:
— А кто же еще…
Костя посветил спичкой, и на мгновение я увидел его лицо и взлохмаченную черную шевелюру.
— Слышь, Валентин, тут меня, видать, ищут…
— Ищут. Меня таскали в милицию. Тетя Фрося вся извелась, плачет. Я из-за этого из дома убежал.
— Ну, раз ищут… — Костя помедлил. — Значит, оставаться мне здесь нельзя.
— А знаешь, в Москве житуха, не в пример нашей, — продолжал он. — Если, конечно, не быть дураком. Между прочим, там я с пацанами фартовыми познакомился, зовут в свою компанию. Ты, Валька, не дрейфь. Погоди малость — я за тобой приеду. На вот, перекуси.
Он передал мне спички, а сам достал из-за пазухи сверток. В нем оказался кусочек краковской колбасы и французская булка.
— Ешь, я сыт.
Немного утолив голод, я все же решился задать другу вопрос, который не давал мне покоя:
— Костя, а все-таки можешь ты мне, как другу, ответить: зачем нужно было брать эти карточки. И именно у тети Фроси. Им же теперь есть нечего.
Костя, как видно, такого вопроса не ожидал. Но, помолчав немного, ответил каким-то чужим деревянным голосом:
— Ишь ты, какой сердобольный нашелся. Тете Фросе голодно. А что, твоей матери легче? У вас еще ведь и Гена… Я, может, для вас старался. А если честно, Валька, — сам не знаю, как вышло.
В темноте я не мог видеть Костиного лица, но нутром почувствовал, что в нем — пусть на один миг — шевельнулся червячок сомнения. Значит, и его иногда посещали те же мысли, но только он решительно растирал каблуком этих самых червяков.
…Костя сдержал свое слово — через две недели приехал за мной. Так я оказался в Москве, поселившись по рекомендации друга на «хате» у тети Сони. А известный в те годы «вор в законе» Валька Король стал моим «крестным отцом» и наставником.
