Венгры | страница 26
Звякнула дверца клапана.
— Снова Садыба, — вздохнула Лёля. — Стаканы на полке. Соединяю с Барсуком…
— Садыба? — подскочил Гуркевич. — Чего им надо?
Лёля прислушалась.
— Сообщают о подозрительных перемещениях немцев. Слышен шум моторов.
Гуркевич разлил по стаканам темную, цвета красного дерева жидкость.
— Вот ведь черт! — проговорил он озабоченно. — Ну да ладно, двум смертям не бывать! — добавил он через секунду — и шумно втянул в себя токай.
Бутылка была почти пуста. Гуркевич сидел верхом на сундуке. Лёля опустила голову на ящик коммутатора.
— Пей, Лёля, — бормотал он неразборчиво, пододвигая к ней стакан. — Славное винишко… Семьдесят три года дожидалось тут пана Гуркевича.
Лёля подняла голову — было заметно, что с трудом.
— Не могу, — прошептала она. — Как-то оно не пошло. Голова кружится… А я ведь едва пригубила… Лис будет звонить…
— К черту Лиса! — пробормотал Гуркевич. — Ты отличная баба. Жалко, что тебя не завоевал. Почему я на тебе не женился, Лёля?
— Вот именно, — прошептала она в полуобмороке. — Почему все кружится?
— Так прошляпить… Это все из-за Зоськи, Зоська виновата! Спеленала меня, как мумию… Ни рукой ни ногой… Я с тобой… мы… Зачем мне эта Зоська?
— Вот именно, — вздохнула тихо Лёля. — Сейчас позвонит Лис…
Гуркевич залпом выпил остатки токая, отбросил бутылку в угол. Его качнуло.
— А что теперь? — пробормотал он. — Шампанского? Коньяка? Наливки?
По ступенькам застучали каблуки. В подвал вбежала, на ходу закалывая волосы, высокая девушка в сером комбинезоне.
— Ягодка, уже шесть! — воскликнула она. — Иди поспи…
Лёля с усилием приподнялась. Гуркевич привстал, но тут же опустился на сундук.
— Черт! — промямлил он. — Шесть? Я… мне надо идти. Сейчас! Не могу подняться… Что такое, господа? Меня парализовало, да?
Высокая девушка застыла в изумлении. Лёля направилась к двери, держась рукой за стену. Гуркевич вскочил, покачнулся, ударился о столик.
— Воды! — взмолился он. — Полейте мне на голову воды! Чертов токай Гогенлоэ! Венгры! Я должен… идти!
И, тяжело ступая, потащился к выходу.
Полями Гуркевич перебрался на Повсинскую. Вокруг царила гнетущая тишина. Улица была пуста. Ночной обстрел погнул трамвайные столбы, снес несколько домишек, там и сям повредил мостовую. С Окентья поднимались «юнкерсы», соединялись в тройки и шли дугою в сторону Садыбы.
— Летят, летят, — стонал Гуркевич. — Бедное Средместье…
Он брел, выписывая неровные круги по мостовой.
— Ноги, чтоб их… Идут куда хотят… Так надраться дурацким вином!..
