Венгры | страница 25
На коммутаторе, звякнув, откинулась дверца клапана. Лёля нажала на ключ.
— Вы говорите? Разъединяю. — Она вытянула штекеры из гнезд. — Мы тут одну картошку едим. Надо бы разогреть… Прислуга спит уже.
— Прислуга? — удивился Гуркевич.
— Прислуга хозяина виллы. Богатый промышленник. Сидит в подвале госпиталя. Подожди… Последи за коммутатором. Если дверца клапана откинется, зови.
Лёля вышла. Клапаны под лампочкой поблескивали никелем. Громыхнуло железнодорожное орудие, и откинулось сразу пять дверок.
— О Боже! — воскликнул Гуркевич. — Лёля!
— Это от сотрясения, — объяснила она, входя. — На кухне еще есть огонь. Возьми угля из этой кучи и подложи там под плиту. Картошка на сковороде.
Со звоном откинулась дверца.
— Снова Лис, — вздохнула Лёля. — Да, Медведь слушает. Соединяю с Барсуком.
В углу был горкой навален уголь. Гуркевич с трудом наклонился, поднял пару кусочков с краю. Сверху покатились здоровенные куски.
— Этот Барсук наверняка ваш полковник, — заметил он. — Я его вроде бы видел.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Лёля. Гуркевич не ответил. Из-под черных кусков угля показался угол деревянного сундука.
— А это что? — спросил удивленно Гуркевич. — Сокровища?
Он принялся сбрасывать уголь. Вскоре крышка была очищена. Гуркевич с силой дернул. Заскрипели петли.
— Тише ты, — шепнула Лёля. — Разбудишь…
Гуркевич замер с разинутым ртом. В сундуке рядами стояли бутылки различных размеров и форм.
— Боже! — ахнул он.
Вынул первую попавшуюся, высокую, замшелую и стройную. Желтела поблекшая этикетка.
— Господи, Лёля… Токай… тысяча восемьсот семьдесят первый год. Из подвалов князя Гогенлоэ… Понимаешь? Господи… А это? Шампанское… Наливки, тысяча девятьсот двадцать второй… Год моего рождения… Нет, разбудите меня! И вы на этом сидели, растяпы?
Лёля распахнула глаза.
— Это хозяина… — прошептала она.
Снова загрохотало орудие.
— Хозяина! — прыснул Гуркевич. — Давай стаканы! Жарь картошку! Мы пьем токай из подвалов князя Гогенлоэ! Венгр с поляком два собрата! Если бы ты знала, Лёля, если бы ты знала!
— Что? — удивилась она.
— Военная тайна, — вздохнул Гуркевич. — Я спасаю восстание, понимаешь?
— Ты? — еще больше удивилась она. — И что на этом можно наварить?
— Пулю в лоб! — брякнул он, ковыряясь ножиком в горлышке бутылки. — Или орден!
— И ты в это лезешь? Ради ордена? Пупсик…
— Ты меня еще не знаешь! — заявил Гуркевич. — Скажешь, я торговал? Так то ведь для отвода глаз! А теперь пришел мой день!
