Именно Просеков год назад рекомендовал сержанта-сверхсрочника Габидулина на должность техника. Тимур успешно сдал экстерном экзамены, получил погоны младшего техника-лейтенанта и как специалист, безусловно, рос. А как командир?
Просеков усмехнулся, вспомнив любимое занятие Габидулина: в свободное время, особенно по вечерам, он брал бинокль и подолгу разглядывал кривые улочки аула. При этом на лице его появлялось выражение затаенной зависти. Может быть, парень действительно устал за эти годы суровой и строгой жизни на точке? Бывший детдомовец, он не бывал даже в отпуске — некуда было ехать. Это хорошо, конечно, что Тимур отправляется в командировку за запчастями. Правильно они вчера решили. Пусть хоть на несколько дней сменит обстановку, развеется, наберется городских впечатлений.
И все-таки в поведении Тимура появилось что-то новое. Например, эта несвойственная ему горячность во время затянувшегося ночного спора с Просековым. Вряд ли надо было рассказывать о своей встрече с Надей. Впрочем, Просеков и сказал-то об этом вскользь, как о случайном дорожном происшествии, но Габидулин все воспринял по-своему, неожиданно раскипятился и стал упрекать Просекова в… черствости. В черствости к самому себе, вот что самое забавное. Он сказал, что эгоизм, чрезмерное себялюбие — одна из крайностей, а есть другая, противоположная, и тоже крайность — самоуничижение, когда человек сам себя не уважает, не думает о себе. Такому кладут счастье прямо в ладонь, а он даже пальцы сжать не удосужится, чтобы удержать это счастье, — ему, видите ли, неудобно, неловко как-то.
Словом, развил целую теорию, в которой и сам-то, поди, как следует не разобрался. Однако спорил азартно.
Он все стращал Просекова, что найдет Надю, как только приедет в город, обязательно найдет и расскажет ей, какой старший лейтенант Просеков Андрей Федорович непрактичный и нерешительный человек.
— Ну это ты брось! — предупредил Просеков. — И не вздумай.
Габидулин немножко обиделся, однако не отступил, пообещав все же разыскать ее адрес и сообщить телеграммой. А Просеков пусть напишет. Что ему, трудно написать несколько слов?
…Остановившись на краю площадки, Просеков долго глядел вниз, в темные провалы ущелий, затянутых голубоватым туманом, в хмурые нагромождения мокрых рассветных скал, в волнистую даль хребтов. И почти физически ощущал, как могучая и мудрая красота горных просторов вливается в него ощущением уверенности, трезвости и простоты бытия.
