Господи, как же медленно мы едем. Конечно, мне страшновато. Вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг не сумею родить детей? Вдруг он забыл еврейский язык? Пока мы ехали, я выучила много русских слов, но куча досок еще не дом. Я записываю в тетрадку русские слова еврейскими буквами. Благословенна память бабушки Фейги, научившей меня писать. Когда страх и волнение захлестывают меня, я открываю тетрадку и шепчу, как молитву: тиш – стол, зальц – соль, берг – гора, балагола – ямщик. Много слов я узнала у Рувна, но иногда бывало, что на мой вопрос он вместо ответа махал руками и кричал: “Ша! Ша! Разве можно это говорить? Не позорь меня!” В результате у меня образовался отдельный список слов, о смысле которых придется догадываться самой. Ла-худ-рин-сын, су-кин-кот, свя-ти-те-ли-вы-на-ши. Я поднимаю глаза от тетрадки. Мои подруги тоже волнуются. Мы действительно стали подругами за эти месяцы. Как хорошо, что мы друг у друга есть. Мы будем помогать друг другу после родов, справлять праздники, вместе ходить на реку стирать. Минда с детства сильно хромает, а так девушка хоть куда. Брайну много раз сватали, но ее удивительно склочная мачеха, да простит она мне, умудрилась расстроить две помолвки за полгода. Брайна заявила родителям, что еще раз подобного позора не переживет. Бедная Алта засиделась в девках аж до двадцати лет, но ее вины в этом нет. Кто же знал, что ее старшая сестра учудит сбежать со студентом в Вильно и там креститься. В местечке люди помнят такие вещи очень долго. Слава Богу, я в семье младшая и из-за моего побега никто не пострадает.
Я никогда раньше не видела таких высоких гор и диких лесов. Рувн говорит, что это называется “Урал” и он отделяет Россию от Сибири. Наш сват возит невест отставным николаевским солдатам далеко не в первый раз, имеет на это специальное разрешение, подписанное губернатором и казенным раввином. Когда мы оказывались в городе, где были евреи, нас тут же селили к кому-нибудь. Но это бывало не часто. Приходилось ночевать на постоялых дворах, а то и в поле. Конечно, ехать одному с четырьмя женщинами далеко небезопасно, и обычно мы приставали к какому-нибудь обозу. Сейчас на облучке рядом с Рувном примостился старенький Аба из Нижнего Тагила. Там ближайшая к Алапаевску настоящая община с синагогой и миквой[1] и Аба у них за раввина.
Наконец мы остановились. Рувн велел нам сидеть, пока не позовет. Из окна повозки я увидела луг с высокой травой, два празднично накрытых стола под белыми скатертями и такую же скатерть, распяленную на четырех шестах
