Глаза людей прельщай, не трогая сердец.
Понятней им немой, но блещущий телец
Из туч вещавшего невидимого Бога.
Вот отчего Твой крест и бледный труп на нем,
Прекрасное лицо и скорби выраженье,
И тернии, и кровь, и воины кругом
Глубоко поразят толпы воображенье,
Легенды создадут – стозвучный бред молвы —
И будут жить в веках, но вечно ли? Увы!
Гляди: вот храм, Твой храм недавно,
Теперь неведомо он чей.
Перед толпой оратор славный
Там держит речь. Все горячей,
Неудержимей льется слово.
Он говорит, что для земли
Столетья сумрака прошли,
Что мир стряхнул с себя оковы
Неправды, рабства – и Твои!
Твою борьбу, Твои мученья
Он осмеянью предает,
Твою любовь, Твои ученья
Аскета бреднями зовет.
Тебя клеймит он изувером,
Голгофу – трусости примером
И школой нравственных калек.
Он говорит: в безумья век
Вселенной правил бог безумный,
Пусть Разум правит в век разумный!
И вот, в ответ его речам,
Раздался гром приветствий пылких,
Раскрылась дверь – и вносят в храм
На раззолоченных носилках
Полураздетую жену,
Законодательницу оргий.
Нет, не гремели в старину
Тебе подобные восторги!
Тебя сменив, как божество,
Вступил порок в Твою обитель,
Забыт Божественный Учитель,
И вот – преемница его!
И вот она – толпа, развратная блудница,
Хоть пресыщенная давно,
То оргий бешеных, то истязаний жрица,
Всегда безумная равно.
Рабы мучителей, мучители пророков,
Сыны отцов, которых Бог
Хоть смыл с лица земли, но все ж клейма пороков
С души детей их смыть не мог.
И за толпу умрешь? Толпой же распят будешь?
Но слышишь: спят ученики…
Уж если спят они, ужель толпу разбудишь?
Вернись! в пустыню убеги!..»
Так искушал злой дух, ликуя беспредельно.
И Друг людей молчал, поникнув головой.
Душа скорбела в Нем смертельно,
С чела катился пот кровавою струей,
И ум изнемогал от тяжкого боренья.
И вся вселенная в те горькие мгновенья
Недвижно замерла, молчала и ждала…
Великий, страшный час, когда в душе скорбевшей,
В душе, за целый мир болевшей,
Свершалось таинство борьбы добра и зла.
И там, на небесах, в селеньях жизни горней,
Настало царство тишины.
И Сам Господь скорбел, сокрывшись в туче черной.
Толпились Ангелы, тоской омрачены.
И вдруг один из них, с поспешною тревогой,
На землю ринулся…
Когда, по скорби многой,
Друг мира поднял взор, уже стоял пред ним
С очами, полными надежды и испуга,
Безгрешной красотой сиявший серафим.
И долго, грустные, глядели друг на друга.
И Ангел пел:
«Кто крест однажды хочет несть,
Тот распинаем будет вечно,
И если счастье в жертве есть,
Он будет счастлив бесконечно.
