— Былъ у обѣдни въ Крюковѣ, помолился Господу Богу, а теперь пробираюсь домой и заѣзжаю кой къ кому изъ хорошихъ мужичковъ, чтобы почтеніе имъ сдѣлать. Былъ у старосты, былъ у дѣдушки Антипа Яковлича и теперь къ вамъ. Самъ-отъ дома?
— Сейчасъ тутъ былъ, да, надо полагать, на задворки ушелъ. Колесо у насъ тамъ у телѣги сломалось, что ли. А вы къ нему?
— То-то и дѣло, хочу поклонъ отвѣсить.
— Ой, что такъ? конфузливо проговорила женщина. — Зачѣмъ же это?
— Хорошимъ основательнымъ христіанамъ всегда отвѣшиваю. Самъ основательности придерживаюсь и въ другихъ это руководство люблю. Вы меня знаете?
— Еще бы не знать! Вы изъ Быкова. Кабакъ держите. Вотъ мы, бабы, очень ужъ на васъ недовольны, что вы нашихъ мужиковъ спаиваете. Какъ попадутъ въ Быково, такъ ужъ ничего и не жди хорошаго. Вернутся всегда не настоящимъ манеромъ.
— Матушка-голубушка, все это вздоръ. Никого силой споить невозможно.
— Ну, соблазнъ на дорогѣ. А мужики слабы, да еще при своемъ малодушіи…
— Ну, на вашего супруга вы, кажется, не можете пожаловаться.
— Бывало, что и онъ у васъ загуливалъ, а придетъ домой выпивши, да все тычкомъ и наотмашь, такъ какъ же быть довольной-то?
— Пожалуйста, фунтикъ кофейку за это безпокойство… Везъ въ Крюково дьячихѣ передать въ гостинчикъ, да не трафилось ее увидать, такъ ужъ вамъ. Пожалуйте…
Кабатчикъ быстро вынулъ изъ телѣжки фунтъ кофе, быстро слѣзъ и протянулъ кофе женщинѣ.
— Ой, что это? Зачѣмъ же это? воскликнула та.
— Берите, берите. Это за безпокойство, чтобы неудовольствія на насъ съ вашей стороны не было. Про кабатчиковъ дамы думаютъ, что это вороны хищные, анъ выходитъ совсѣмъ напротивъ. Получайте. Что жъ вы стыдитесь!
— Ну, благодаримъ покорно. Вамъ мужа?
— Очень бы любопытно было его видѣть.
— Такъ пойдемте въ избу. Сейчасъ я его кликну.
— А лошадь-то можно, я думаю, здѣсь у воротъ оставить. Вотъ я и возжи черезъ столбикъ перекину.
— Конечно, можно. Никто ее не тронетъ. У насъ смирно.
Кабатчикъ возился около лошади и привязывалъ возжами къ столбу. Въ калиткѣ воротъ показался Емельянъ Сидоровъ, а сзади его въ отдаленіи виднѣлся староста. Емельянъ Сидоровъ былъ средняго роста мужикъ въ потертомъ пальто и сапогахъ бутылками. Пощипывая рыженькую бородку, онъ говорилъ:
— Прямо къ самовару потрафилъ. Входи, входи, Аверьянъ Пантелеичъ, милости просимъ. Баба! Самоваръ поставь скорѣича.
— Смотри-ка, фунтъ кофею подарилъ. Вотъ ужъ не ожидала-то! Даже и совѣстно… показала женщина мужу свертокъ.
