— Senti, poveretta, [3] — шептала девочка, — ты должна рассказать мне свои приключения. Это будет очень интересно!
— Но мама хочет, чтобы ты заснула, — ответила Гуальберта.
— Ничего, я все равно не засну. Рассказывай, что ты видела за эти два дня. Via! [4]
Кукла устроилась поудобнее и начала рассказывать.
* * *
— Ты меня оставила возле витрины с картинками, на карнизе, а сама с папой ушла. Тогда уже стемнело, и проходящие меня не видели, хотя я видела их очень хорошо. Мне было так страшно, что я не могу тебе передать, и к тому же становилось довольно холодно. Так я сидела почти целый час. Вдруг мимо меня прошел маленький мальчик с каким-то ящиком под мышкой. Он напевал вполголоса ту песенку, что всегда поет твой папа:
Chi sa se servi ci son
Dentro alla lu-u-na,
E so sono tutti birbon,
Он очень внимательно оглядывался по сторонам и потому заметил меня, нагнулся и вслух сказал: «Эге! Да ведь это кукла той девочки!» Тут и я его узнала: это был, кажется, тот самый мальчишка, который так приставал к папе, предлагая почистить башмаки. Он поднял меня, оглядываясь, завернул в какую-то грязную тряпку, взял тоже под мышку и понес с собою. По дороге он останавливал почти каждого прохожего и предлагал спички. Но когда мы подошли к Corso, он свистнул и сказал: «A, pizzardoni!» — и перебежал галопом через улицу, где было очень светло.
— Я знаю это слово, — сказала Нерина, — pizzardone значит полицейский, только помни, Гуальберта, если назвать так полицейского в глаза, то он очень обидится.
— Мы шли ужасно долго, — продолжала Гуальберта. — Когда мальчик наконец остановился, мы были в какой-то узенькой и темной улице. Здесь он вошел в дверь, сел на свой ящичек, поставил меня перед собой и заговорил со мною:
«Что мне с вами делать, синьорина, а? Следовало бы отнести вас в полицию. Но я не могу туда явиться с ящиком, где лежат щетки и вакса, потому что я… как бы вам сказать… забыл выхлопотать позволение на чистку сапог. Понимаете, cara lei? [6]
А теперь у меня болят ноги и мне очень не хочется бежать так далеко, тем более что скоро надо идти на cottio [7]. Э? Поэтому вам придется побыть у меня до завтра».
Его лицо было освещено, и я видела, как он задумался, глядя на меня, и вдруг стал печальным, покачал головой, свистнул и сказал: «Ecco!» [8] Потом взял меня в руки, завернул, вышел снова на улицу, пробежал несколько домов и поднялся по какой-то страшно высокой лестнице.
