Изгнанники Эвитана [Дилогия] | страница 54
— Квирк, квирк, квирк!
Из-за окна.
Что?
Вот так раз! Два черных птичьих глаза. Насмешливо уставились из-за ржавеющей решетки.
Увы, ржавеет — слишком медленно. Выломать сил не хватит.
Крылатое чудо с нескрываемым любопытством озирает странную человечью девчонку. Почему-то готовую разреветься.
Чудо вертится, «квиркает», перышки чистит. И наверняка не ценит собственное счастье. Умение летать. Как люди — свободу. Пока не лишатся.
Пичуга — серо-черная. Какой же породы?
Всё равно. Как и самой гостье — кто перед ней. Графиня или крестьянка? А то и вовсе — нищенка.
Впрочем, Ирия как раз — беднее любой нищенки. У той хоть свобода есть!
Девушка поспешно вытерла слёзы. Хоть кроме птахи-насмешницы никто и не видит. Птица с такими умными глазами — это уже не «никто».
Да и вообще… чем-то она похожа на лиарский родовой символ. Как костлявая девица Ирия — на первую красавицу Юга Карлотту.
Лапки цепляются за решетку, клювик требовательно стучит. По железному пруту. Наименее ржавому.
— Эй, стриж — не стриж, у меня ничего нет, — огорчилась Ирия. — Если дождешься завтрашнего обедоужина — покрошу тебе хлеба. Потому что кашу ты точно есть не станешь. Я бы тоже не стала, но нужно беречь силы. Вдруг я когда-нибудь выберусь, — девушка кивнула на недостижимый берег.
Вон, слабо виднеется в серебристой дымке вечернего тумана.
Чувствуешь себя рыбой в сети. Вроде и вода кругом, а…
— Близко свобода — а не взять. Знаешь, я каждый миг представляю, как плыву туда! И нечего смеяться. У меня, в отличие от некоторых, крыльев нет.
Гостья перестала стучать клювом. Замерла, чуть наклонив головку. Будто и в самом деле прислушивается.
Вполне логично. Раз Ирия решила поболтать с птицей, — почему бы той не стать внимательным слушателем? И раз уж она — куда лучший собеседник, чем родные мать и брат.
— Нет, тебе лучше не ждать. Улетай! Или они и тебя схватят. Знаешь, здесь не любят чужую свободу.
Стриж качнул головой, клювик требовательно тюкнул. Опять выбрав место поприличнее.
— А может, тебе что-нибудь подарить? На память? Подарить?
Смышленые черные глаза требовательно взглянули. Пообещала — и в кусты?
— Вот только что у меня есть?
Серый балахон — почему-то смеющий называться платьем. Грубые туфли-колодки. И больше ничего…
В черных бусинах-глазах — самая настоящая обида. Разлилась. Пополам с остатками затаенной надежды…
— Держи! — Ирия расстегнула замочек простеньких бус. Еще детских.
Папа когда-то подарил — лет семь назад. Дочери они понравились — вот и купил. Мама потом еще долго хмурилась, но носить не запретила.