Он улыбнулся, но ничего не сказал.
– До новых встреч, маэстро! – разнесся мой голос над морем пустых красных кресел.
Я повернулся и вышел из зала.
Но когда начался новый учебный год, я обнаружил, что Бабак резко изменился.
За каникулы он подрос на пару дюймов и накачал приличную мускулатуру. Отрастил волосы и стал затягивать их в конский хвост. А его фантастические скулы буквально свели с ума всех наших девчонок. И теперь он уже не выглядел жалким слабаком, которого можно безнаказанно доставать.
Когда во время перерыва на ланч я снова пришел в актовый зал, Бабак неожиданно произнес:
– Я думал о тебе, Леонард. Почему ты ходишь сюда, как на работу, чтобы послушать мою игру?
– Для меня это единственный приятный момент за весь учебный день. И я ни за что не могу его пропустить.
– Тогда, если хочешь слушать, плати, – сказал он. – Я предоставляю тебе определенную услугу. Артист должен получать гонорар за свой труд. Если отдавать людям свое искусство даром, они перестают его воспринимать. Искусство обесценивается.
– Что на тебя нашло?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты изменился внешне. Ты начал разговаривать. Ты стал уверенным в себе.
Он рассмеялся и сказал:
– Лето я провел в Иране. Занимался музыкой. Полагаю, я немного вырос. В прямом и переносном смысле. И тебе придется либо платить за привилегию слушать мою игру, либо покинуть зал.
– А сколько ты хочешь?
– Не знаю, – ответил он, ясно давая понять, что предпочел бы второй вариант. – Может, заплатишь столько, сколько сочтешь нужным? Хоть что-нибудь. Я больше не играю бесплатно.
– Тогда почему бы тебе не открыть футляр для скрипки? Чтобы я мог что-нибудь туда класть, когда буду приходить послушать музыку. Я видел, так делали музыканты на улицах Филадельфии.
– Ладно, – ответил он и начал играть.
Когда он закончил, я подошел к сцене и положил в футляр пятидолларовую бумажку. Он кивнул, из чего я сделал вывод, что сумма его устроила.
И вот так, день за днем, до конца учебного года я отдавал ему свои деньги на завтраки, за исключением тех редких случаев, когда он или я отсутствовали или когда участники драматического кружка готовили в актовом зале постановки всяких там пьес и Бабак не играл.
В результате к концу года Бабаку незаметно накапало от меня свыше восьмисот долларов. Я узнал это, потому что в последний день занятий в одиннадцатом классе Бабак назвал мне точную сумму и сказал:
– Ну, я отослал все до последнего цента на дело установления истинной демократии в Иране, словом, отдал на борьбу, ну,
