— Откуда знаешь? — удивился кузнец.
— Гринька мне сказывал.
Глядя на бледное растерянное лицо Екашева, Антон интуитивно понял, что золотой крест у него. Заметив вопросительный взгляд участкового, сказал:
— Давайте, Михаил Федорович, поищем застреленную собаку, потом — крест.
— Может, сам покажешь, Степан? — спросил Екашева участковый.
— Нету у меня креста, Кротов. Истинный бог, нету! А самогонный аппарат в бане спрятан, под полом.
— Аппарат не волк — в лес не уйдет.
— Ты ж за аппаратом ко мне пришел.
— Ситуация, как говорится, изменилась.
— Не убивал я пасечника! — сорвавшимся голосом вдруг взвизгнул Екашев.
— А мы тебя, Степан, в этом пока и не обвиняем, — спокойно сказал участковый. — Может, х: ам отдашь золотой крест?
— Нету у меня его, Кротов.
— Предупреждаю официально: если найдем, это будет не в твою пользу.
Екашев промолчал…
Найти останки застреленного Букета удалось. Приглядевшись к навозной куче возле загона, дед Лукьян вилами отрыл пробитую дробью голову с белой меткой на лбу и снятую с собаки шкуру. Куда трудней было провести тщательный обыск в доме. Хозяева накопили здесь столько всякого старья, что, казалось, сам черт мог сломать в нем ногу. Неизвестно, сколько пришлось бы провозиться с обыском, если бы не сам Екашев. Он внезапно спросил:
— Кротов, если покажу крест, что будет?
— Зачтется, как добровольная выдача.
— Значит, отберешь?
— Не отберем, а изымем, как добровольно выданное вещественное доказательство.
— Крест же мой, а не Гринькин!!
— Степан Осипович, мы в этом разберемся, — сказал Антон.
Екашев какое-то время недоверчиво смотрел на него. Затем поднялся с табурета, подошел к одному из сундуков, задумался, словно все еще не решался: открывать или не открывать. Но вздохнув, отомкнул замок и, откинув крышку, перегнулся через высокий край, шаря в глубине сундука. Как и все в доме, сундук был доверху заполнен каким-то старьем, и Екашев, зарывшись в него, похоже, чуть не задохнулся. Выбравшись оттуда, он дрожащими руками протянул Антону сверкнувший золотом крест высотою сантиметров тридцать. Антон впервые видел такую церковную реликвию. С интересом порассматривав на кресте скорбно склонившего голову Христа, показал крест кузнецу:
— Этот предлагал вам пасечник?
— Этот, этот… — вместо кузнеца заторопился Екашев. — Я просил Гриньку продать. Перед смертью хотел деньжонок выручить, чтобы хоть похороны себе обеспечить.
— Где взяли крест? — спросил Антон.
— Когда часовню у родника разбирал, под полом нашел, — на глазах Екашева появились крупные слезы. — В войну еще это было. Сгнила часовня, на дрова ее увез. С той поры хранил крест, а тут чую, загибаться стал, думаю, пропадет золото ни за понюшку табаку…
