— Да так… — Тяпа зло покосился на Генку. — Накрылись мы из-за некоторых! Где теперь доски брать?
— Будут вам доски, — перехватил его взгляд Вениамин и нахмурился. — Что-то мне, братцы, не нравитесь!
Он вздохнул, помолчал и сказал:
— А ну — спать!
Кто из ребят первым произнес это колючее слово «бойкот», Генка не знал. В ту ночь, после драки, все долго не могли уснуть. Конь шлепал босиком по полу: ходил к бачку в коридоре менять примочку на носу. Тяпа зловещим шепотом рассказывал вычитанные где-то истории о том, как во время войны партизаны и подпольщики мстили предателям.
Игорь поддакивал. Пахомчик и Шурик молчали. Генка лежал, слушал и не заметил, как заснул.
Утром с ним никто не разговаривал. Днем тоже. И вечером. И так все эти дни. Его просто не замечали. Он был как человек-невидимка. Сквозь него смотрели, переговаривались и только по счастливой случайности не натыкались на него.
Генка видел, как переживал за него Шурик, как хмурилась и порывалась подойти Оля, но так и не решилась, обманутая его независимым видом.
Генке было плохо. Хуже некуда! И если бы не затеянная ими история с землянкой, он бы сбежал. На этот раз его ничего бы не остановило!
Он слонялся вокруг хоздвора в надежде встретить дядю Кешу и объяснить случившееся, но то ли тот приболел, то ли уехал в город, только ни возле кухни, ни около сарайчика его не было видно, а заходить внутрь Генка не решался.
* * *
А лагерь готовился к закрытию.
Девчонки из кружка рукоделия с таинственным видом бегали из спален в клуб и обратно, пряча от мелкого дождя куски какой-то блестящей материи.
На веранде, уныло свесив голову над мехами баяна, разучивал «Турецкий марш» Колька Пузырьков из второго отряда. Физкультурник Юра покрикивал на ребят из акробатического кружка, а те, поблескивая голыми мокрыми плечами, старательно лезли друг другу на плечи и, покачиваясь, стояли так несколько секунд, пока пирамида не разваливалась.
Юра сердился, хлопал в ладоши, ребята опять лезли друг на друга, и опять пирамида рассыпалась, а Юра, поглаживая свои пижонские узкие бачки на круглых гладких щеках, что-то объяснял, приседая на длинных ногах и вскидывая руки, будто поддерживал кого-то.
Людмила готовила с первым отрядом отрывок из «Молодой гвардии», и Вениамин довольно легко убедил ее, что занимать второе звено — отъявленных нарушителей дисциплины — в ролях молодогвардейцев непедагогично. Людмила согласилась с этим, и «семерка» получила относительную свободу действий.
