Сунув сжатые кулачки в карманы халата, докторша озабоченно говорила Людмиле:
— Очень странные травмы, Людмила Петровна! Я бы сказала, производственные!
— Что это значит? — не поняла Людмила.
— Повреждения кожного покрова, нанесенные в результате неумелого или небрежного обращения с режущими инструментами. Рваные и колотые раны.
— Раны?! — ужаснулась Людмила.
— Пока незначительные, — успокоила ее докторша. — Но все время у одних и тех же!
— Орешкин и компания? — мрачно спросила Людмила.
— Да… — вздохнула докторша. — Вы уж проследите за этим, пожалуйста!
— У них вожатый есть, — нахмурилась Людмила и, увидев идущего навстречу Вениамина, добавила: — Легок на помине!
Вениамин, заметив их, хотел свернуть в сторону, но остановился и спрятал руки за спину.
— Здравствуйте! — сказал он.
— Здравствуй… — буркнула Людмила. — Опять на твоих жалобы.
— А что такое? — обернулся Вениамин к докторше.
— Собственно, жалоб нет, — пожала плечами докторша. — Беспокоит количество травм во втором звене. Режутся, колются, царапаются!
— Ах, это! — беспечно махнул рукой Вениамин.
На солнце сверкнул топор, который он до этого прятал за спиной.
Докторша испуганно ахнула и отступила. Вениамин смутился и опять спрятал топор за спину.
— Так… — протяжно сказала Людмила. — Зачем тебе топор?
— Дрова решили заготовить, — ответил Вениамин. — Для костра!
— Давно заготовлены, — подозрительно смотрела на него Людмила. — На хоздворе лежат.
— Не знал… — сказал Вениамин и засмеялся. — Какие это дрова? Полешки! А мы таежный хотим запалить. В два ствола!
— Никаких таежных! — испугалась Людмила. — Я запрещаю!
— Хорошо, — покорно согласился Вениамин. — Не будем.
— Я пойду, Людмила Петровна… — сказала докторша и застучала полуботинками по мощенной кирпичом дорожке.
— Орешкина видел? — помолчав, спросила Людмила.
— А что? — насторожился Вениамин.
— Идем сейчас с Викторией Степановной, а он у изолятора в лесочке сидит. На пеньке. Сгорбленный такой… Как старичок. «Заболел?» — спрашиваю. А он как зыркнет на меня. «Спасибо, — говорит, — нет!» — Людмила вздохнула и задумчиво добавила: — Нераскрытый он для меня мальчик. И проявления у него нездоровые. Правда, они поссорились, но все-таки…
— Ты что, Люся! Опомнись! — досадливо поморщился Вениамин. — Сколько тебе лет?
— Двадцать.
— А разговариваешь, как нафталином пересыпанная!
— Спасибо! — отвернулась от него Людмила.
— Да брось ты сердиться, — тронул ее за плечо Вениамин. — Я же правду говорю.
— Ты не педагог.
