Крепость на берегу океана
Все это я отлично видел и слышал, — рассказывал Генрих своей дорогой
матушке, когда они в первый раз получили возможность побеседовать наедине.
Произошло это лишь в Париже, хотя Жанна присоединилась к королевскому двору,
едва только он пустился в обратный путь.
— И знаешь, мама, что мне кажется? Альба заметил меня. Зелень в камине была
недостаточно густая, я задевал за ветки, они шевелились.
— Он мог подумать, что это ветер. Неужели он бы тебя не вытащил оттуда?
— Другой бы так и сделал, но не этот испанец. Видел я его лицо, не человек
он! И если бы он счел нужным, так просто сунул бы в листву свою шпагу и
спрашивать бы не стал, кто там прячется. Но для этого он слишком надменен, да и
потом он был уверен, что ничего нельзя разобрать, когда говорят так тихо. Нет!
— воскликнул Генрих, заметив, что Жанна хочет возразить ему. — Для меня не
слишком тихо! Я твой сын, потому я и понял, что они против тебя замышляют.
Жанна взяла руками его голову и прижалась щекой к его щеке.
— Люди не прочь прихвастнуть даже постыдными деяниями.
— Люди, но не чудовища! — отозвался Генрих горячо и нетерпеливо. — А уж до
чего оба смешные! — Он вдруг вырвался из рук матери и, передразнивая Альбу,
сначала торжественно прошествовал по комнате, а затем проковылял,
переваливаясь, как Екатерина. «У него прямо дар подражания», — отметила про
себя Жанна; все же она не рассмеялась, и сын понял, что его рассказ заставил ее
призадуматься.
Потом она так устроила, что им обоим удалось покинуть двор и бежать.
Действовала она столь осторожно, что даже Генрих ни о чем не догадывался.
Началось это с поездки в одно из ее поместий, которая завершилась вполне
безобидным возвращением. И лишь второе путешествие, предпринятое Жанной вместе
с сыном по нескольким провинциям, где у него были земли, кончилось бегством на
юг. Был февраль, когда они приехали в По; принцу Наваррскому шел четырнадцатый
год, и тут он получил первые наставления, как управлять государством и как
вести войну, что, впрочем, одно и то же.
