Есть в Провансе одно местечко, называется оно Салон; там жил в те времена
некий примечательный человек, и Генриху Наваррскому довелось узнать его. Было
раннее утро, одиннадцатилетний мальчик стоял посреди комнаты голышом,
камердинер собирался подать ему сорочку. Тут вошел Бовуа, а с ним тот человек.
«Что нужно Бовуа? — думает Генрих. — Может быть, это лекарь? Но я ведь не
болен».
А тот человек спрашивает: «Где же принц?» Останавливается в пяти шагах от
него и не видит, хотя Генрих совсем голый. Бовуа не отвечает, он ждет —
почтительно, даже можно сказать робко, если Бовуа способен быть робким. А слуга
отступает в угол и уносит с собой сорочку.
Мальчик испытывает странное чувство: он одинок, раздет, виден весь — все
недостатки, все дурное. Он начинает бояться, как бы все это не кончилось
поркой! О ты, старик, такой изможденный, седые волосы, как сталь, а щеки, точно
ямы, ведь вот же я, взгляни на меня и потом уйди!
А старик давно его видит, изучает тело и лицо маленького человека, только
никто этого не знает: его зрение затянуто пленкой, он видит из дали гораздо
более далекой, чем пять шагов. К тому же незнакомец уклоняется в сторону,
делает нелепые телодвижения, прыгает вперед, назад, толкает Бовуа, просит
извинения, все время что-то бормочет и слишком поздно догадывается поклониться.
Он неловко размахивает своей огромной шляпой, она выскальзывает у него из рук,
летит прямо под ноги принцу. И тут Генрих совершает нечто не соответствующее
его сану. Неизвестно почему, он поднимает шляпу и подает тому человеку, а тот
самое большее — лекарь, хотя для лекаря слишком неловок.
И вот они стоят друг перед другом, тощий смотрит вниз, а малыш усиленно
задирает голову, но тщетно; неуловим взор этого существа, он точно пелена,
опущенная на щеки и шею, так что остается лишь туловище без головы, а вместо
головы завеса. Мальчику страшно, но боится он уже не порки.
Незнакомец перестал бормотать, он думает: «Что я говорю?» Он чувствует: «Это
дитя, что-то еще несбывшееся, беспредельное, ведь ребенок, хоть он и слаб,
обладает большей силой и властью, чем те, кто уже много прожил. Он несет в себе
жизнь, и потому он велик. Только ребенок велик! Какое смелое лицо!» — говорит
он себе в ту минуту, когда Генриху страшней всего.
— Это он, — произносит незнакомец вслух, обращаясь к Бовуа, который ждет
терпеливо. — Если бог вам дарует милость дожить до тех пор, вашим государем
будет король Франции и Наварры.
