Жанна досталась ему после того, как она в одиночестве упорно боролась, не
желая принадлежать никому, кроме Антуана. Еще до их знакомства ее против воли
выдали за другого, причем в церковь отнесли на руках: она уверяла, будто не
может идти; и в самом деле, платье на ней было слишком тяжелое от драгоценных
камней. Но еще больше весила ее воля, хотя Жанна и была тогда совсем девочкой.
Пусть ее выдали насильно, все-таки через несколько лет настал день, когда к ней
пришло счастье именно с тем, с кем она хотела быть счастливой. Однако дни
цветения миновали, рано увяла и она сама и ее счастье. Теперь у нее остался
только сын, и это сокровище оказалось драгоценнее всего, чем она раньше
владела. Если бы Антуан только захотел понять, как это важно: у них есть
сын!
Волнения мужа, вызванного ее голосом, конечно, хватило ненадолго, а ее
болезненный вид отнюдь не мог воскресить воспоминаний о днях былой любви.
Антуан слишком привык жить сегодняшним днем и его страстями — какой-нибудь
осадой, интригой, молодой бабенкой. Правда, после того как Жанна произнесла:
«Неужели ты все забыл?», — ему на миг захотелось ее обнять, но это уже не было
созвучным порывом тех чувств, которые когда-то владели ими, а лишь любезностью,
поэтому Жанна отстранила его.
Все же Антуан принялся уверять жену, что чрезвычайно доволен ею и рад ее
сдержанности. А Жанна заявила в ответ: она меньше всего желает быть
отравленной. Притом не столько помышляет о себе, сколько об интересах
религии.
— Ты, в сущности, поступил правильно, дорогой супруг, что снова сделался
католиком и стал служить французскому королю.
— Мне обещали испанскую Наварру.
— Они тебе не дадут ее, испанский король им нужен, чтобы бороться с нами,
протестантами. Своих маленьких целей ты не достигнешь, но ведь ты действуешь
ради других, гораздо более важных, о которых предпочитаешь не говорить. — Она
сказала это, ибо ей претила мысль, что он посредственность и лишен высшего
честолюбия.
Муж слушал ее, пораженный. Но он не ответил, он был смущен, ему не хотелось
огорчать ее, ибо он не видел в ней былого душевного здоровья. Жанна не считала
его достойным обнять ее; но в том, что касается их дома, они должны по-прежнему
доверять друг другу. Она сказала:
— Иначе и быть не может, Францией должен в конце концов править
протестантский государь. Мы самые решительные, ибо исповедуем истинную
веру.
А у них там только эта старуха с прогнившей бледной плотью, она-то ни во что
не верит!
