– Когда я был маленьким, мой дед приводил меня сюда. – Он взглянул на нее. – Он всегда носил с собой карманные часы, которые принадлежали еще его деду, и время от времени они нуждались во внимании и заботе, и тогда он приносил их сюда. Мне всегда казалось, что это самое классное место.
Келли подняла брови.
– Из-за этого… – сказал он и указал ей под ноги.
Келли отскочила. Она не осознавала, что стояла на настоящих часах – с белым циферблатом и изысканно украшенными черными стрелками, – утопленных в тротуаре и защищенных толстым поцарапанным стеклом.
– Вот это здорово! – Она покачала головой, поражаясь этой идее.
Джейсон пожал плечами:
– Запомни Нью-Йорк таким… всегда полным сюрпризов. – Он взял ее за руку. – Пойдем, я покажу тебе еще несколько спрятанных сокровищ.
И, прежде чем она успела что-либо понять, они оказались в другом такси на пути к Нижнему Ист-Сайду. Когда они вышли из машины, Келли удивленно нахмурилась. Район был не самым элегантным. Джейсон привел ее в парк – какое сокровище можно было увидеть здесь? Она действительно не могла себе представить.
Но Келли услышала его, прежде чем увидеть. Пение птиц.
И не только гортанное воркование городских голубей, но и трели, и свист, и переливы, от которых у нее защемило в груди. Эта крошечная огороженная часть парка была полна декоративных бамбуковых клеток, в каждой из которых сидела красочная певчая птица и стояло несколько кормушек в китайском стиле. Большие клетки располагались на земле, некоторые были еще накрыты белыми хлопковыми накидками; клетки поменьше были подвешены на крюках между металлическими прутьями. Около двадцати неразговорчивых китайцев, в основном пенсионного возраста, беспорядочно кружили, ухаживая за своими любимцами и наслаждаясь обществом единомышленников-энтузиастов.
Птицы были самых разных размеров и окрасок. Одни черно-желтые, другие каких-то серых оттенков, третьи непонятного землисто-зеленого цвета. То, что должно было стать какофонией птичьих криков, превратилось в удивительную и постоянно меняющуюся симфонию. Это было волшебно.
– Hua Mei. Лучшая птица здесь, – сказал китаец, стоящий рядом, и указал на свою клетку. – Лучшая песня. Вы слушаете.
Она заглянула в клетку, которая висела на уровне глаз, и небольшая коричневая птичка внимательно посмотрела на нее. Она была бы ничем не примечательна, если бы не шокирующий сине-белый контур вокруг глаз, словно нарисованный карандашом.
Птичка наклонила голову, открыла рот и запела. Келли хотелось только одного: закрыть глаза и наслаждаться. Ничего прекраснее она никогда не слышала. Песня была полна щебетания, чириканья и трелей, меняющих свою силу и направление. Птичка пела, как будто ее жизнь зависела от этого, как будто она не могла не петь. И поэтому от этой мелодии на глаза почти наворачивались слезы.
