— Это что такое? — спросила моя старуха.
— Платье как у балерины, я ж тебе говорил.
— Да я не про то, глупый. Кто это?
— Его подружка.
— Подружка! — воскликнула она.
Мы подошли.
— Ага! — только и сказал Гарри. Он сидел на крыше каюты, чтобы удобнее было разговаривать с этой девчонкой.
— Удобно же ты устроился, — сказала моя старуха. — Я уж не говорю о вежливости — заставляешь свою подружку стоять, а сам сидишь.
— Она шла мимо и остановилась только на минутку, — сказал Гарри кротко.
— Но, похоже, решила здесь заночевать.
— Это вы бросьте, — сказала девчонка. — Я просто жду своего дружка.
— Нашла место, где ждать дружка, — сказала моя старуха.
— А почему бы и нет, если он развлекается на моторке, — сказала девчонка, тряхнув головой. — Только лучше бы ему поторопиться, не то я ему башку оторву, пускай с ней тогда развлекается.
Но моя старуха уже была на взводе.
— Веселенькая, история, — сказала она.
— Ах, извиняюсь, раз такое дело, — сказала девчонка и отошла.
— Пег, ты ужасно невоспитанная, — сказал Гарри.
— А ты ужасно неразборчивый.
— Ты что, ссориться пришла?
— Пришла тебя проведать… Давно уж пора…
— Ну иди проведай меня здесь, на катере.
И он протянул ей руки.
— Нет уж, спасибо, я лучше по трапу.
— Но у меня нет трапа.
— Тогда я останусь здесь. — Она поглядела вслед девчонке. — Балерина!
— И очень миленькая, — сказал он. — Иди сюда, Пег.
На этом я их оставил. Явился дружок той девчонки, и она ему дала жару. А потом они ушли, и я тоже поплелся следом.
Сперва я шел за ними, но скоро отстал и вернулся по пристани назад. Катерок легонько покачивался, и я слышал, как плещет вода между бортом и пристанью, но в каюте было темно. Еще стоял прилив, и мне видна была палуба. Что-то юркнуло за ящик для рыболовных снастей… Мышь. Я чувствовал себя совсем одиноким, покинутым. Значит, они помирились и ушли домой. Будут смеяться, устроят на радостях пир, а мне не хотелось быть третьим лишним. Я решил погреться немного у печки и спрыгнул на палубу. Было прохладно, тихо, и я уже хотел открыть дверь, как вдруг услышал шепот:
— Дома удобнее.
— Но ведь никто не придет.
— Здесь тесно.
— Ничего, это не помеха.
Слышно было, как скрипят доски. Я замер, и сердце у меня отчаянно билось. Мне хотелось вбежать в каюту. Но я не смог пошевельнуться. Не помню, о чем я тогда думал. Кажется, о том, что пора бы уж мне поумнеть, ведь этим все занимаются, и моя старуха, конечно, тоже — я сам тому доказательство. Иначе как мог я появиться на свет?
