— Я не девушка и ахать не собираюсь, — сказала она со смехом.
И надела платье с яркими цветами.
— Ты бы лучше, как балерина, одевалась, чтоб коленки было видно, — сказал я.
— Ты это о чем?
— Ни о чем, просто так, — сказал я. — Только смотри, будь осторожна на Венецианской лестнице.
Она взяла сумочку.
— Сегодня самый длинный день в году, так или нет? Чуть не до полуночи светло будет… И, кроме того, я на работе стала во какая сильная, могу и сдачи дать.
— Но эти бродяги такие силачи… Тебе с ними не справиться.
— Слишком много ты знаешь, Артур, — сказала она. — И откуда только набрался?
— Да про это каждый день в газетах пишут.
— Нельзя быть таким ревнивым. Вымойся и ложись спать вовремя. Да не сори в квартире.
— Дай мне шестипенсовик, я выпью с ребятами кофе у Марино.
— Нет, ты никуда не пойдешь; уже слишком поздно для мальчика в твоем возрасте.
— Но ты вот уходишь!
— Бога ради, довольно, — сказала она. — Ты готов меня в цепи заковать. Хуже ревнивого мужа.
— Я пойду с тобой.
— Нет, ты останешься дома, и кончено!
— Тогда дай шестипенсовик!
Она стояла у двери, перекинув сумку через плечо.
— Я вижу, ты решил пойти со мной во что бы то ни стало, — сказала она. — Глаза завидущие! Ну ладно, надевай пиджак.
— Вдвоем драться сподручней, мама, — сказал я, но она даже не улыбнулась. Всю дорогу до пристани мы чуть не бегом бежали — честно, я из сил выбился. Она молчала и открыла рот, только когда мы проходили мимо сторожа, который сидел у костра, покуривая короткую трубочку, и был рад развлечься.
— Самая подходящая ночь, чтоб крутить любовь, Пег, — сказал он, подмигивая, и сплюнул.
— Тем лучше для меня, — сказала она.
— А вот мальчишке давно спать пора, — заметил он.
— Если бы не старые мошенники вроде вас, меня бы здесь не было, — сказал я ему.
Он чуть не проглотил свою трубку.
А моя старуха подняла визг и долго еще нудила насчет того, что надо уважать старших.
— Вот зайди как-нибудь ночью к нему в палатку, узнаешь, какое бывает уважение.
— Ох, дождешься ты, получишь трепку, — сказала она. И как в воду глядела, сами увидите.
До пристани мы добрались в лучшем виде, нам только и попалось с десяток летучих мышей, которые устроили на Глассхауз-роуд, среди старых шестиэтажных пакгаузов, что-то вроде испытательного аэродрома. Когда пролетела первая, моя старуха даже подскочила. Вторая чуть не запуталась у нее в волосах, и она взвизгнула. А увидев третью, вцепилась мне в руку.
Как на грех, Жилец был не один. С ним была настоящая жар-птица, вся золотая — золотые волосы, золотое платье, золотые чулки; столько золота, что я подивился, почему при ней нет охраны.
