Это был колоссальный завтрак. Наевшись, я лег спать.
— А ночевал где ты? — спросила моя старуха.
— Ты пылесос грохнула бы об пол, если б знала, — сказал я. — Во дворце.
— Это теперь так сточную канаву называют, да? — спросила она. Потом сказала нерешительно: — И вот еще что… За кольцо спасибо. — Она вытянула руку. Кольцо было на том пальце, где обычно носят обручальные кольца.
— В самый раз пришлось, — заметил я.
— А знаешь, что сказал этот дурачок? Что ты непременно вернешься, раз оставил кольцо. Когда я начинала с ума сходить, он все твердил мне… Ну ладно уж, я его возьму, но только с одним условием.
— С каким же, мама?
— Когда придет время, ты подаришь его своей девушке, этой Дороти.
Ну что тут поделаешь? Приходится выдерживать роль до конца.
Спать днем вредно для желудка, и меня чуть не стошнило, когда я проснулся и увидел, что старик Гарри жарит печенку с луком.
— Нет, мама, спасибо, — сказал я. — Налей мне только побольше чаю, чтоб силы подкрепить.
— А для чего? — спросил Гарри. — Если для Келли, то это лишнее. Я видел сегодня его старика. С его стороны никаких неприятностей не предвидится — если он и собирался что предпринять, то уже передумал.
— Спасибо, Гарри, — сказал я с искренней благодарностью. — Но я не про это. Тут другое — я безработный.
— Выгнали? — сказала моя старуха. — Что ж ты там натворил?
— Ничего, просто стукнул одного гада молотком по ноге.
И я рассказал им все.
— Ох, Артур! — воскликнула она. — По тебе веревка плачет!
— Я и сам так думал, — признался я.
— Гарри ходил туда сегодня утром, мы думали, они знают что-нибудь. Но они ничего. И дядя Джордж ни слова не сказал…
— Зато вид у него был усталый, — сказал Гарри. — Сколько дряни ты навалил на эту трубу?
— Тонн пять или шесть, — сказал я. Потом подумал. — А может, и двадцать.
— Поглядеть на него, так он все шестьдесят перекидал, — заметил Гарри.
— О господи, — сказала моя старуха. — Ты же мог их убить. Они теперь, конечно, потянут тебя в суд… И газеты раззвонят это на весь город…
— Ну уж нет, — сказал Гарри. — Они и не пикнут… даже там, на участке, и то их засмеют — заживо похороненные! Я человек равнодушный, но хотелось бы мне поглядеть на это… Когда они, наконец, откопались…
— Каждый скинул фунтов по четырнадцать, — сказала моя старуха.
— А на руках мозоли и спины в ссадинах, — сказал Жилец.
— Теперь мы в расчете, — сказал я.
И мы засмеялись так, как не смеялись со времен улиток, но на этот раз все смеялись вместе… А это и есть семья.
