— Его арестовали вчера на вокзале Уэверли в Эдинбурге, — сказал Гарри. — Идет следствие.
Мне стыдно признаться, но я вздохнул с облегчением, когда узнал, что все кончено. По дороге домой меня мучил страх, что, придя от Стеллы, я попаду в ловушку: у дома длинный ряд полицейских машин, антенны подняты, а моя старуха сидит на жестком стуле, и легаши допрашивают ее про то, как я живу и где провожу время.
— Бедняга, не повезло ему.
— Перестань молоть вздор, надень лучше пиджак, — сказала моя старуха. Потом спросила подозрительно: — Ты что-то слишком чистый, хоть и на земле спал.
— Умылся в уборной, — солгал я.
— Вот тебе ветчина, — сказал Гарри. Моя старуха бросила расспросы и пошла в кладовку. Он подмигнул. — Тебя они не потянут, малыш. Все уже кончено.
— А вы откуда знаете?
— Знаком тут кое с кем из полиции, — сказал он. — Револьвер был при нем. Старик только ранен — оправится, будет давать показания. Но в нее он не промахнулся.
— Зверь проклятый, — сказала моя старуха.
— Не суди, — сказал Гарри. Я закатал рукава рубашки и посмотрел на него. Он стоял, высокий, прямой, спокойный, его проницательные, как рентгеновы лучи, глаза улыбались, и мне показалось, что какое-то большое сердце вгоняет в нас со старухой здравый смысл, как кровь. — Ты слишком мало знаешь, чтобы судить.
— Он не смел убивать.
— Правильно, но он натолкнулся на что-то такое, чего не мог преодолеть…
— Повесить его мало. Ей-богу, даже петля слишком хороша для него, — сказала она.
— Он только одного и хочет — поскорей умереть, — сказал Гарри.
— А ты почем знаешь?
— Знаю, женщина. — И она не стала больше спорить. — Тебя не потянут и его брата тоже. Он им без надобности. Так что и думать забудь про полицию, суды и всю остальную дребедень.
Эх, и дурака я свалял! Поверите ли, я даже был разочарован — мне прямо досадно стало.
— Ты только одну ошибку сделал, — сказал он, переворачивая ветчину, — когда удрал. Тебе надо было вздуть хорошенько этого твоего приятеля и позвать на помощь.
— Если бы этот бедный старик умер… — сказала моя старуха, и я понял, о чем она.
— От смерти не уйдешь, — сказал Гарри. — От нее одной человеку простительно хотеть уйти, но только хотеть.
— Не думай ты о нем, — сказала мне моя старуха. — И чего тебе с ним путаться?
— Он мой друг, — сказал я. — Хорошо говорить — брось думать про смерть. А друга как бросить?
— Ну вот, распустил сопли, — сказал Гарри с добродушной улыбкой. — Дело ведь не просто в том, что он тебе приятель, правильно? Этот мальчишка головорез, он из тебя веревки вил.
