— Как думаешь, пойти?
— Тебе не мешает развлечься, — сказала она.
В общем он пошел, и, не скрою, я позвал его не только из добрых чувств — взяв Гарри, я мог хоть иногда отойти от моей старухи. Просто удивительно, каким добрым становится человек, когда у него гора с плеч свалится. Понимаете, я боялся, что Род нас выдаст. Примирившись утром с моей старухой, я унес газеты к себе наверх и стал просвещаться насчет того, что творится в нашем безумном мире.
Я узнал, какие знаменитости бежали с шикарными девицами и куда. Узнал новости о молодежи в разных городах, которые здорово меня насмешили, после того как я прочел раздутый отчет о том, что было у нас. Потом пошли сообщения о подвигах частных сыщиков, грабежах, изнасилованиях и о том, что увидел чей-то муж, когда вместе с сыщиком пошел ночью в свой садик. Разве это новости! Старо как мир. Часов в двенадцать мое приятное занятие было прервано — на улице раздался свист, но я и ухом не повел, зная, что свистит Носарь.
Но он никак не хотел уходить, так что в конце концов я открыл окно и высунулся с газетой в руке, показывая, что занят. Он стоял, задрав вверх голову и заложив два пальца в рот, чтобы свистнуть еще раз.
— Беги отсюда, детка, — сказал я.
Скрестив руки на груди, он спросил:
— Это ты мне? Слышь, старик, у меня хорошие новости.
— С меня довольно вчерашних скверных шуток, — сказал я.
— Твоя старуха пронюхала что-нибудь и заперла тебя?
— Она чуть с ума не сошла, когда мой рукав увидела.
— Плевать. Ты не трухай. Хорошие новости: Род молчал как рыба — нас не заметут.
— Хорошие или плохие — все равно. После вчерашнего мне до вас нет дела.
— Брось, старик. Уговор помнишь — быть вместе до конца.
— Я тебя предупреждал, чтоб никаких ножей.
— Приходи сегодня и скажи это всем.
— Не выйдет, я занят.
Он свистнул, махнул рукой и пошел прочь.
— Ладно, увидимся, — бросил он через плечо.
На том мы и расстались. Но у меня прямо гора с плеч свалилась, когда я узнал, что два молодчика с непроницаемыми лицами не постучатся в дверь. Так что я пользовался концертом, как мог. Нет ничего приятней полусна, и я сладко дремал, а солнце, пробиваясь сквозь листву деревьев и сквозь ресницы, окутывало мои сны светлой дымкой.
Во время пятого или шестого номера моя старуха вдруг стиснула мне колено.
— Господи, Артур, это он!
Я вздрогнул, с трудом сообразил, где я, и спросил:
— Кто?
Но я не мог добиться от нее толку. Оркестр в это время гробил какую-то грустную и медленную мелодию. В дальнем конце эстрады какой-то тип исполнял соло на тромбоне. Он играл стоя, иначе я и не увидел бы его.
