— О чем ты, мама?
Она схватила меня за руку и сжала ее до боли.
— Это он — твой отец!
— Не может быть, — сказал я.
— По-твоему, я не узнаю собственного мужа?
— Но ведь ты его так давно не видела — долго ли ошибиться?
— Если это не он, значит его двойник.
Гарри наклонился к нам, и не удивительно, потому что моя старуха говорила в полный голос, все вокруг прислушивались к шипели на нас.
— Она говорит, это мой старик, — сказал я. — Вон тот, что играет на тромбоне…
— Твой отец?
— Так она говорит.
— Пойду взгляну на него поближе, — сказала моя старуха.
— Подожди, пока они кончат играть, — сказал Гарри.
— Довольно я ждала, — сказала моя старуха. — Пятнадцать лет.
И прежде чем я успел ее удержать, она уже начала протискиваться к проходу.
Надо отдать справедливость моей старухе — она умница. Я обмирал со страху, боялся, что вот сейчас она ринется прямо на эстраду, чтоб все решить разом на месте. Но вместо этого она повернулась к эстраде спиной.
Я вздохнул с облегчением и заставил себя не глядеть в ее сторону. Гарри толкнул меня локтем и шепнул:
— Положись на нее: она будет ходить вокруг, пока не найдет местечко, откуда сможет разглядеть его незаметно.
Через несколько минут я увидел, что она огибает дальний конец эстрады. Я все ждал, что тромбон вдруг умолкнет и кто-нибудь спрыгнет на землю.
Она не вернулась.
— Сиди спокойно, — сказал Гарри. — Теперь она следит за ним.
— Будет скандал.
— Ни в коем случае. Подойдем к ней после концерта.
— Вы пойдете со мной?
— Если хочешь.
— Если хочу! Да я умру, если не пойдете.
— Я все равно держался бы неподалеку, — сказал он.
— А вы бы вздули его на моем месте?
— Это уж глядя по обстоятельствам.
Я понял, о чем он говорит, и попробовал разобраться в своих чувствах. Теперь, когда мое желание исполнилось, я отдал бы все на свете, чтобы этого не было. Признаюсь честно, я боялся встречи с ним. Судя по всему, этой встречи и искать не стоило, мне-то уж во всяком случае. Он бросил семью и сбежал. И ни разу не вспомнил о моей старухе, не говоря уж обо мне, за долгих пятнадцать лет. Он был такой же сукин сын, как те, про которых пишут в воскресных газетах. И все же он был частью меня самого, и я хотел знать, что эта за часть такая.
— Только не торопись решать, — сказал Гарри.
— А вы откуда знаете?
— Нетрудно догадаться, — сказал он, потрепав меня по колену. — Это написано у тебя на лице, малыш. Сохраняй хладнокровие и гляди в оба — не делай ничего такого, о чем после придется пожалеть.
