Едва ночь расшторивалась, а мы уже вылетали из города на своих драндулетах и гнали к реке. Каждый раз казалось, что вот именно на этот раз нам неслыханно повезет.
Была середина роскошного мая. Невидимые дали дышали приветливым теплом. И если предрассветная свежесть все же пробирала нас, несущихся на всех парах, то это не остужало пыл, впереди были Волга, солнце, воля, вся жизнь! А как же иначе в пятнадцать лет! (Он родился на полгода раньше меня, и я все время догонял: по полгода в году мы были ровесниками, а по полгода он был старше меня на год.)
В тот раз мы рыбачили у лесоперевалочной базы. Излюбленное место Ханифа, нашего соседа (его единственная на улице мазанка белела напротив дома через дорогу). Бывший моряк-балтиец, на гражданке он опять служил. Участковым милиционером. Ханифа уважала вся округа, пред ним трепетала местная шпана. О нем и в газетах писали — он один схватился с шестью бандитами, двоих с ходу скрутил, остальных поймали позже. А всего лишь через год после того случая бросился ранней весной в полынью и вытащил провалившуюся старуху и ее овчарку. Такой мужик. Точнее, парень, ему тогда всего двадцать четыре минуло. У него был личный мотоцикл, трофейный двухцилиндровый «BMW» с коляской, который он, ясно, не на войне у фрицев отбил. На нем он и на службу тарахтел, и на рыбалку, и жену с детьми катал. Стук цилиндров его машины мы с закрытыми глазами за десять заборов узнавали.
Мотоцикл, как запаренный жеребчик, стоял на берегу, склонив переднее колесо набок. Хозяина не видать. Мы прислонили велосипеды к коляске и запрыгали по плотам, которым в том месте ни конца, ни края, словно кто-то надумал вымостить бревнами всю Волгу. Покуда отыскали окно вольной воды, упарились.
…Сидели рядышком. Шаиху на рыбалке везло, и я обычно пристраивался к нему поближе. Порой так закидывал удочки, что лески наши спутывались. Шаих терпел, а я за компанию тоже не без улова оставался.
Не клевало. Из-за горы бревен на берегу выглянуло огромное красное солнце и поплыло по чистому небу, быстро уменьшаясь и бледнея. Вода заблестела, все ожило вокруг, замелькали короткохвостые береговые ласточки, на мой поплавок села стрекоза. Прогнать ее сквозь навалившуюся неотвязную дрему сил у меня не хватило.
Проснулся, когда солнце уже вовсю слепило из зеркала воды, и по ее зеленовато-голубой глади, будто по опрокинутому небу, потянулись редкие дневные облака. А Шаих все сидел на прежнем месте, слегка покачиваясь и не сводя глаз с удочек, — вот-вот белугу вытащит.
