— Зачем тебе это? — застыл Киям-абы. — Продай.
— Так отдам, раз надо. А зачем он вам?
— Много будешь знать — скоро состаришься. Эк, тяжелая! Помоги донести, а?
7. Они же брат с сестрой!
Когда Шаих на шестьдесят девятой ступени подъезда опустил ношу, Киям-абы посочувствовал:
— Запыхался? Говорил, помогу.
Дверь открыла миловидная женщина, поразительно похожая на Кияма-абы. Она всплеснула руками:
— Опять тащит!
— Ну-ну, — шикнул Киям-абы, — познакомься лучше. Это Шаих. Хозяин тех самых голубей.
— Проходите, — она хотела взять железяку, но Шаих поднял ее сам и последовал за хозяином, который затрусил впереди, показывая, куда нести.
Шаих, как шагнул в двери, так и рот раскрыл. Это была не квартира, а натуральный музей. По стене от самой прихожей теснились разновеликие картины, написанные маслом, то в дубовых, покрытых лаком, то в позолоченных, по всей вероятности, гипсовых рамах. Хлебосольные натюрморты сменялись пейзажами, пейзажи — портретами, с которых глядели разные и в то же время похожие в чем-то друг на друга люди. Пересекая одну из комнат, Шаих задрал голову и остановился, позабыв о ноше. Вдоль расписного потолка тянулась вязь лепнины, сплошь затканная листьями, ягодками и ниспадающая по косякам дверей до пола. Прямо на стенах, свободных от обоев, поблескивали живописные шлейфы хвостов райских птиц, низвергались водопады и распускались диковинные цветы.
— Сюда, сюда, — вывел из оцепенения голос хозяина, и Шаих прошел в небольшую комнату.
— Здесь я и живу, — потер, как с мороза руки, Киям-абы. — Поставь сюда.
Комната, имевшая выход на балкон, тоже была отделана лепниной, расписана, но картины были уже не на стенах, а теснились колодами в углах. Освоившись, Шаих разглядел и резные мореные полочки с книгами — Каюм Насыри, Тукай, Такташ, Муса Джалиль, — и просторный письменный стол, край которого прикусили миниатюрные тиски. На другом конце темнели бутылки с какими-то растворами, банки с кистями.
Шаих взял с полки книгу, перевернул страницу-другую. Это были «Неотосланные письма» Аделя Кутуя.
— Читаешь по-татарски? — спросил Киям-абы.
— Не так быстро, но читаю.
— Э-хе-хе… А мои внуки… А мои внуки материнского языка не знают.
Шаих заметил на обороте обложки дарственную надпись.
— Подарок? От автора?
— Дружили с ним до войны, — пояснил Киям-абы. — И жены наши дружили. Сколько воды Идель унесла с тех пор! Война, ранения… Я вот выжил. А он… И он тоже — книга-то еще живет. Перед самой войной Адельша мне свой блокнот с толкованием почерков подарил. Сам составил. Занятная штуковина, все почерки объясняет, какой по характеру человек, как пишет. Но вот беда, не сохранил. Крохотный такой был блокнотик, с ладонь, но толстенький.
