Запали в душу последние слова Николая Николаевича Тарутина. Новиков навестил его за несколько часов до кончины, и беловласый и с таким же белым, как седина, лицом профессор произнес тихо: «Легко на дорогу выйти, мой мальчик, нелегко ее осилить...» Такое изречение. Без патетики, которую иной раз источают умирающие: я схожу с дистанции, а у тебя все впереди... Без сожаления, что сам что-то не успел.
Звезды в свой срок зажигаются, звезды в свой срок гаснут.
Весной тридцать первого года Новиков составил последнее письмо, опять же уравновешенное и подробное, как в первый раз, и одним прекрасным днем, выбравшись в город, понес в альма-матер. Им была выбрана дорога, и чтобы осилить ее, необходим был университет, его соответствующие документы и элементарная административно-бюрократическая поддержка — обсерватория-то все ж таки была университетским учреждением, хоть и обладала известной автономией.
Что он писал в том письме? Оно не сохранилось. К кому с ним обратился? Не запомнил. Все к той же безымянной стене, безусловно. Однако не это в сем походе было примечательно. Изменилось время, изменились и формы диалога со всякого рода просителями и жалобщиками.
Разговор с Новиковым начался не с злосчастного вопроса о «малоуспешности обучения», как раньше, не с «купца», а — вот тебе и здрасьте! — с внешнего вида посетителя. С ходу, с самого порога настырному правдоискателю было предложено взглянуть на себя в зеркало. Что за рубаха, что за штаны, что за штиблеты?! А эти патлы поповские! И не брит. Со щетиной в храм науки! Декадент какой-то или с дикого похмелья?
Наружности своей Новиков значения не придавал и поэтому своеобразное приветствие пропустил мимо ушей. Он привык, что в его обличии, в его одеждах — простых, надежных, удобных — некоторой части населения что-то кардинальным образом не нравилось. Ну что ж, вкус - свойство индивидуальное, у всякого свой взгляд на вещи, свои симпатии и антипатии, важно, чтобы все это не влияло на честный, объективный подход к доверенному государством делу, особенно, когда от объективности этой и добросовестности зависят судьбы других людей. Новиков попросил разобраться в его положении по существу. Ему ответили: «Хорошо, разберемся».
Простая, казенная фраза. А если вдуматься? «Хорошо» — хорошее ведь слово, доброе, теплое. «Разберемся» — обнадеживающее. Значит, кто-то разберет многолетний нанос, завал недоразумений, а затем и предвзятости, лжи, докопается до истины, которая по сути дела не так уж и глубока.
