неоднократно повторял, что все европейские народы являются наследниками древнегреческой культуры (включая чехов), было сложно допустить мысль о том, что носитель такой революционной идеи может быть их потомком. Вот почему я их любил, тогда как они называли нас «цивилизацией ГХ», то есть Героев-Хулиганов. Именно здесь проходила демаркационная линия между нами и чехами. В течение большей части нашей истории мы тратили силы на героические подвиги, после которых так и не сумели организовать свою повседневную жизнь. Мы не смогли создать легенду будней. Возможно, в этом не только наша вина. Вот почему я начал любить чешский народ. Чехи говорили: «Берись за эксперимент, только если не найдешь себе более достойного занятия».
Чтобы держать зловонный человеческий продукт как можно дальше от Акрополя, будучи народом, вышедшим из древнегреческого мира, чехи упоминали о нем в своей повседневной жизни как о неизбежном факте. В отличие от нас, где дерьмо является частью оскорбления в адрес врага, они не преуменьшали ни его важности, ни исходящей от него угрозы. И тогда я принял сторону пчел — и конечно же их меда. Может быть, еще и потому, что, отказавшись от критики, я начал испытывать уважение к способности чехов столь искусно мириться с ролью маленького народа, оценив практическую выгоду меда. Так они не вляпывались в крупное дерьмо. Как мы.
* * *
Наши студенты, злобно брызгающие слюной в адрес чехов, сильно мне досаждали. Зато по отношению к чешкам ситуация была иной. Они были единственной частью окружающей действительности, к которой наши ребята испытывали нескрываемую тягу. Никогда бы не подумал, что мужчины могут до такой степени забываться с женщинами. И тем не менее это был как раз случай моих соотечественников. Все эти мимолетные увлечения захватывали их целиком, и венерические болезни были лишь верхушкой айсберга расплаты. Очень быстро все остальные их чувства притуплялись, и в таком искалеченном виде они не могли больше сопротивляться зависимости от чешских женщин. Вплоть до конца своей жизни.
* * *
Захмелевший профессор Земан помахал рукой перед моим лицом и резко вернул меня к своей викторине любителей пива:
— Кустурица, я тебя спрашиваю: знаешь ли ты, в каком русском слове семь раз встречается буква «О»?
— Уверен, что в этой загадке не обошлось без слова «говно», — ответил я.
Профессор кивнул с широкой улыбкой:
— Конечно! Ломоносовоговно!
На секунду во мне проснулся балканский бунтовщик.
