На этот раз Мурат изменил свой план. Он отправился вместе с собакой в бар-ресторан «Кварнер». Дергая за ручку двери соседнего магазина запчастей «Электротехна», он удивлялся, почему закрыт «Кварнер». Он никак не мог взять в толк, что ошибся дверью, и пытался войти не в шикарный сараевский ресторан, в прошлом бистро «Требевич», а в расположенный рядом магазин «Электротехна». Той ночью мой отец долго спрашивал себя, почему чертов «Кварнер» закрыт, когда на дворе нет еще и полуночи и он надеялся выпить свой последний бокал вина. Мурат вернулся домой с Пикси, и то, что он не отправился в другое кафе и не пришел в пальто, испачканном побелкой сараевских домов, стало для нас с матерью одним из счастливых моментов нашей жизни.
* * *
Когда отцу предстояло решить какую-либо серьезную проблему, он прекращал пить. Поскольку мне было трудно в это поверить, я считал, что скорее алкоголь в эти минуты переставал на него действовать. Мать называла отца «буржуйкой», поскольку он был похож на одну из таких печек, которые моментально нагреваются. Правда, и остывал он так же быстро. События, связанные с коварным упрямством директора сараевского телевидения, заставили его действовать без поддержки алкоголя. Из этого я сделал вывод: для того чтобы отец бросил пить, необходимо применить новаторский метод. Неплохо время от времени ставить перед ним конкретную задачу, прибереженную на случай, когда очередные мировые исторические события вызовут бурю в его душе. Это стало бы ощутимым вкладом в борьбу за трезвость на территории Социалистической Федеративной Республики Югославия.
Моему отцу не удавалось добиться для меня стипендии от телевидения Сараева. В ту пору директором там был некий Койович, который не знал, как отделаться от «буржуйки». Мурат пытался убедить его и во время личных встреч, и с помощью друзей.
— Какой же он кретин, — говорил отец о Койовиче. — Если мой сын был допущен к вступительным экзаменам среди двухсот пятидесяти кандидатов со всего мира, это должно что-то значить для Сараева и Югославии!
Будучи членом Союза коммунистов Югославии, мой отец прекрасно умел использовать альтруизм в качестве аргумента:
— Послушай, Койович, я прошу тебя об этом не для себя, а для твоего телевидения. Я-то в состоянии оплатить образование своего сына при помощи наследства жены.
Но Койович мало чем отличался от других директоров югославского телевидения. Его интересовали лишь новости и молоденькие дикторши. Он также тщательно следил за тем, чтобы не раздражать высокопоставленных политиков. Поскольку понимал, что без преданности вышестоящим лицам не поздоровится нижестоящим. Любая попытка неповиновения в итоге удалила бы его от дикторш. Вот почему он не хотел брать на себя риск, связанный с выплатой стипендии сыну Кустурицы, хотя по логике вещей напрашивалось обратное. Основной причиной было то, что Мурат не пользовался хорошей репутацией у Брайко Микулича, главы Центрального комитета Боснии и Герцеговины. Он слишком громко «лаял», но, судя по всему, его не считали серьезным врагом системы. Даже если его суждения о политической реальности бывали резкими, он все равно выглядел безобидным. К тому же считалось, что Мурат обольстителен, наделен шармом и является украшением любого общества. Во всех ресторанах, от Илиджи до Баскарсии, посетители не раз наслаждались его остроумием.
