Взрослый умеет больше скучать, чем дети. Он исчерпал свои уловки: быстро развеявшуюся белую дымовую шашку, микроскопические игральные карты, японскую подзорную трубу размером с кусочек сахара, он не мог взять с собой фейерверки, так как боялся, что они взорвутся в самолете. Вчетвером мы оказываемся в каземате, освещение ужасное: над дверью болтается бедная лампочка. Мы замечаем, что у нас нет постельного белья, только два царапающихся и вонючих одеяла, из-за которых мы, тем не менее, ссоримся. Страх скуки взрослого наполняет комнату и заставляет нас нервничать. Он принимается читать скучный и неправдоподобный рассказ русской шпионки. Ребенок-попугай, не желающий его слушать, надевает наушники и просит у меня ручку, чтобы писать свой дневник, в какой-то момент он поднимается, и я замечаю на открытой странице буквы, складывающиеся в мое имя. Ребенок-бездельник распаляется. Наконец картину как-то оживляет обсуждение программы на следующий день: мы скотчем приклеиваем к стене карту, и я снова достаю листок с названиями деревень и отелей, Тарудант, Тафраут, Урзазат, гостиница «Золотая газель» с белым слоном. Одна из реек воздушного змея служит указкой, чтобы напыщенно обозначать расстояния, которые осталось преодолеть. Но в моей руке географическая тросточка не медлит стегнуть ягодицы голого ребенка, я щиплю его чуть пухлую грудь, глажу гладкую спину. В это время печальный ребенок засовывает руку в трусы наставника. Потом он ложится, и милый ребенок берет меня за руку, чтобы положить ее на живот уродливого ребенка, потом, чтобы сжать его член. Наш преподаватель обеспокоенно ходит взад и вперед. Очень нежное, слишком быстро исчезнувшее животное чувство. Я вспоминаю, что во второй половине дня заметил необычную красоту ногтей ребенка.
Счастье быть немытым, не чистить зубы, ходить с грязными ногами и воняющим членом, пукать, рыгать, пить спиртное, курить косяк.
Мы больше не знаем, чем заняться, и снова идем в деревню. Ребенок развлекается тем, что ведет машину по торфянику зигзагами и таранит зады ослов. Плотная тьма, высвеченная белыми полосами фар, снова смыкается за нами. Ребенок говорит: «Хочу задавить африканца». Мы останавливаемся возле первого попавшегося кафе: французский сериал по телевизору, стучащие по столу картежники, невыносимый шум. Деревенские дети подходят к окну и смотрят на нас сквозь стекло. Мы садимся вокруг стола, не говоря ни слова, пьем слишком сладкий чай с мятой. Гравюры с розовыми и беспутными маркизиками на стенах, между гербами короля и его сына сцены разврата в кринолинах на лодках, в лесах во время охоты, запах пудры для париков. Выходя, ребенок торгуется из-за шарика кифа и трубки из папье-маше.
