Нашествие | страница 47



Ольга. Вот и все, только не шибко гните в локте.

Паренек в шинелке. А у меня такая установка: дал зарок — держись до последнего…


Он замолкает при виде входящего Колесникова. Следует молчаливая встреча с Ольгой. В ту же минуту, гоня перед собой смущенного Фаюнина в нарядной бекешке, появляется один из давешних, с карабином.


Партизан. Гляди, всамделе поймал налима-то… Там у них запасный вход имеется. Чуть сунулся, а он тут и есть. А слизкой, черт, всю руку впотьмах облизал…

Колесников. Какой же это налим?.. полная щука. А еще рыбак!


Паренек в шинелке растерянно, со всех сторон обходит поникшего Фаюнина, и, конечно, их встреча — самая значительная во всей этой суетливой сцене розысков и узнаваний.


Никак, наш-то нашел своего старичка с обочинки.

Паренек в шинелке. А поправился ты, папаша, с горбушечки-то моей. (И в ласке его звучит железо.) Чего ж повял… и обняться не тянет на радостях?

Колесников. Кажется, постихло, можно всем выходить понемножку. (Пареньку.) И вы тоже: там на свежем воздухе и обниметесь.


Паренек уводит Фаюнина. Подвал пустеет. Колесникову удается заглянуть в лицо Ольги, уткнувшейся в его плечо.


Ступай наверх, встреть мать.

Ольга. Она уже видела?

Колесников. Да… Чего же ты плачешь, Оля? Это и есть наша великая победа!

Ольга(как эхо). Великая победа…


1941–1942




О пьесе Леонида Леонова «Нашествие»


Прежде чем читать эту пьесу, посмотрите на карту нашей страны. Конечно, из уроков истории, из рассказов старших, из книг вам хорошо знакомы и места великих битв эпохи Великой Отечественной войны, и имена замечательных ее героев, и знаменательные даты наших побед. Но если отыскать в библиотеке старые газеты первых месяцев войны, прочитать названия городов, за которые шли тогда бои на тысячекилометровом фронте, если рассмотреть на карте, где проходила линия нашего героического отпора врагу в ноябре 1941 года, когда Леонид Леонов начал писать пьесу «Нашествие», — только тогда можно представить, каким было нашествие врага, ощутить его зловещую близость к родному дому — где бы он ни был, этот дом, — потому что в те дни фронт приближался к столице. Уже прогнали, как в глубокой древности, громадные стада скота, спасенного от врага, по Садовому кольцу Москвы. По опустевшим ее улицам мчались к фронту военные грузовики, крытые пятнистым маскировочным брезентом. Черный ночной город освещали только взрывы бомб, зенитные снаряды, зарева пожаров и линии трассирующих пуль. Вой сирен, означавших воздушную тревогу, раздавался каждые пятнадцать — двадцать минут. Главные магистрали были перегорожены железными надолбами. Так было по эту линию фронта.