Ночью вдруг Вячеслав захотел попрощаться с умирающим братом, но тот отрицательно покрутил головой: не надо, мол. И Ясь не пустил Вячеслава.
— Не обижайся, пан Вячеслав, ему надо до Болеслава дотянуть.
Как и рассчитывал Ясь, Болеслав явился на следующий день после обеда. Ввалился в опочивальню к отцу прямо из седла, с плеткой в руке. Здоровенный, под потолок ростом, да и в обхвате не мал, опустился на лавку, жалобно заскрипевшую под его тяжестью.
При виде сына — крепкого, ражего — оживился Мечислав, откуда что взялось.
— Ты уж слыхал, поди, сын, как оконфузился я?
— Знаю. Рассказали. Надо было меня с дружиной взять, такого бы не случилось.
— Теперь уж чего после драки кулаками махать. Вот помирать собрался…
— Ну это погоди…
— Помолчи, — перебил Мечислав. — Слушай, что сказывать стану. Сам видишь, сколько у Польши недоброжелателей. С запада — Оттон, с востока — Русь давит. Владимир, считай, всю Вислу оголил, всех в полон угнал. С Владимиром все можно уладить: возьми его дочь в жены. Глядишь, за ней и города червенские отдаст.
— Не отдаст.
— Кто знает? Но с ним родниться надо, иначе пропадешь. У него сыновей куча, у тебя девок ворох.
— Гейра за Олафа сговорена уж, Астрид за Ярла Сигвальда, Гунгильда за конунга[64] датского.
— Ну, а Ядвига?
— Ядвига мала еще, пусть подрастет.
— Ну и что? У Владимира и ей жених сыщется. В Турове за наместника тоже желторотик сидит по имени Святополк. В возраст войдет, не зевай. Ежели по-умному действовать, можно и Туров от Киева урвать.
Болеслав усмехнулся:
— Ты, отец, одной ногой там, а все хлопочешь. Не поймал, а уж ощипал.
— Дурак ты, Болеслав, — вздохнул Мечислав, — о тебе, о вас всех пекусь.
— А Вячеслав?
— Что Вячеслав?
— Вячеслав на твое место не целит ли?
— Куда ему, тюнею[65], кроме коней, ничего знать не хочет. Да и из лука стрелять не горазд.
— Может, из лука и не горазд, а уж на твой стол наверняка глазом стреляет.
— Я ему давно говорил, что стол тебе откажу. Он знает. Я его даже не велел к себе пускать, пусть знает свое место. Ты уж его не обижай.
— Да нужен он мне.
Отвечая так отцу, лукавил Болеслав. Именно Вячеслава, брата отца, он считал первым претендентом на великое княженье, а отсюда — и главным своим соперником.
Но Мечислав — старый воробей, его на мякине не проведешь, — сразу догадался, отчего сын интересуется его братом Вячеславом, но вида не подал, что в мысли его проник. Однако попросил:
— Как отец прошу тебя, не обижай Одиных детей, они тебе не соперники. Да и с Оттоном к чему тебе ссориться?
