— А каша? — крикнул вдогонку Дима.
— Какая каша? — обалдел Павел и тут же вспомнил. — А… нагрузочная… Ну выкинь куда-нибудь, Дим, ну я же спешу, ей-богу!
Он сбежал по пологой лестнице, вышел через чугунные, распахнутые настежь ворота в тихий переулок, остановил выжидательно ползущее такси, сел, заранее заполнил платежный талончик, выданный Юрием Ивановичем. Ничего… Все обойдется… И они будут счастливы, он и Юля. Интересно, есть у нее дети? Роль папы, кажется, ему не по силам… А может, детей-то и нет? Хотя вряд ли… Как это он не спросил? Ну, Павел, ты даешь (незаметно для себя он повторил студенческое словцо, сорвавшееся у Юли), тебя пока в папы вроде не приглашали… Павел взглянул на счетчик, заполнил графу «сумма», протянул талончик шоферу.
Тот взял, не оглядываясь, подкатил к центральному входу гостиницы, остановился. «Мог бы и поблагодарить, — мельком подумал Павел, — видел же, сколько я написал», — и, широко улыбаясь, пошел к индийцам. Они стояли у входа, задрав головы, рассматривали клубящееся черными предгрозовыми тучами небо.
— Ничего, улетите, — успокоил их Павел. — Как это говорят в Индии: после дождей — всегда солнце?
Индийцы дружно расхохотались, глава делегации одобрительно похлопал Павла по плечу:
— Вы знаете наши пословицы?
Павел добродушно развел руками:
— А как же… — Проверенный еще в Индии прием, неизменно вызывавший положительный эффект, сработал безотказно.
Через полчаса они ехали на аэродром.
Мерно поскрипывая, ходили по ветровому стеклу щетки — хлынул наконец долго собиравшийся дождь, — в приоткрытое окно летел мокрый ветер. Потом запахло деревьями и травами, как тогда, давным-давно, когда он вырвался из своего душного дома назад, в детство, к тете Лизе, к Юльке…
Сегодня утром, бреясь, он повернул ручку довоенного лампового приемника, и сквозь жужжание бритвы до него долетел всплывший из глубин эфира знакомый голос с чуть заметным милым акцентом. Пьеха… любимая его певица… Она пела о любви и грусти, о встречах и разлуке, о щемящих сердце потерях. Любовь, нежность, разлука, боль… Странный, неизбежный круг. Но почему же всегда разлука? Почему всегда боль? Разве не бывает иначе?.. Нет, он не допустит, не отдаст, он удержит…
Ох, Юлька, Юлька! Ездит в Ярославль в переполненной электричке, добирается на попутках до какого-то старика, строгающего от нечего делать чурки, да еще любит все это. Смешная…
Павел повернулся к индийцам. Они дремали, убаюканные и дождем, и машиной, и тишиной. Тоже намаялись за этот последний день в Москве. Ну и хорошо, что намаялись, хорошо, что молчат. Павел вновь отвалился на сиденье и стал думать о Юле.
