— Отлучилась в туалете, скоро вернётся, — тут же проинформировала меня дородная рыжеволосая женщина, сидевшая рядом, которую я ни о чём и не спрашивал. Тем не менее кивнув, я пошёл туда, где вскоре пристроился напротив двери в серник дамы, как любил выражаться одни мой знакомый, фактически живущий в Праге, и просто рассматривал потрескавшуюся табличку с изображением фигуры девочки в платьице, приподнимающей его по краям, а между ног картинки имелся небольшой чёрный квадрат. Наверное, это олицетворяло унитаз в таком схематическом виде. Видимо, нечто подобное, но мальчишеской темы, висело и на нашем туалете, но как ни силился, я так и не смог вспомнить даже отдалённо — что же это может быть. Ну не писающий же мальчик, в конце концов?
Несмотря на то, что я настроился на долгое ожидание, Маша появилась довольно скоро, и я неожиданно пожалел, что здесь и сейчас снова не столкнулся с директором. Интересно, как бы Вениамин Аркадьевич отреагировал на это теперь, особенно после своего прошлого замечания? Может, ещё и услышу, но теперь увольнением это не грозило мне наверняка.
— Ой, ты меня напугал, — хрипло сказала Маша, и я увидел, что у девушки очень грустный вид, а жутковато запавшие глаза раскраснелись.
— Что случилось?
— Дядю — единственного родственника, который всю жизнь обо мне заботился, забрали в больницу с чем-то серьёзным и вот теперь я не нахожу себе места от беспокойства. Извини, что сама не подошла — думала, раз ты оказался в фаворе, то не стоит портить тебе праздник своей кислой миной.
— Ты точно ничего бы не испортила! — тут же воскликнул я и растерялся. Как теперь будет правильным поступить? Обнять её и вывести прогуляться, чтобы девушка высказалась, в чём наверняка очень нуждалась? Или, возможно, оставить пока в покое? Про её дядю, который вроде был когда-то учителем, я что-то слышал от самой Маши ещё до нашего близкого общения — он жил в Жуковском, прямо напротив аэрогидродинамической трубы и девушка несколько раз громко вспоминала его и ЦАГИ, когда пыталась утихомирить ставших по её мнению слишком шумными коллег. Однако то, что он был единственным её родственником, разумеется, я не знал и искренне сочувствовал девушке, невольно представляя себя на её месте.
— Может, хочешь поговорить об этом? Могу я чем-то помочь?
— Боюсь, что нет. Ну, разве что просто держи кулаки за него и за меня, — всхлипнула Маша и вытянула вперёд свои длинные пальцы с облупившимся розовым лаком на кажущихся слишком тонкими ногтях, невольно напомнив мне услышанную от кого-то фразу, что подобное, как ничто другое, плохо говорит о девушке.
