Рудольф отправляется в путь на плавучей льдине. «Я свободен», — объявляет он. Папа смотрит на часы. Мама засовывает оберточную бумагу в мешок для мусора. Они покидают комнату. Я все еще сижу на полу с бумагой и карандашами в руках. Я даже не говорю «спасибо».
Тяжкий труд
Два дня я наслаждаюсь свободой, но потом родители решают, что «мне не следует все каникулы слоняться без дела по дому». Я должна ходить с ними на работу. Я еще не достигла возраста, когда можно работать официально, но им наплевать. Весь уик-энд я провожу в мамином магазине, разбирая покупки, которые вернули сварливые люди. Интересно, кто-нибудь в Сиракьюсе получил на Рождество именно то, что хотел? Что-то не похоже. Поскольку я еще несовершеннолетняя, мама запихивает меня на склад в подвальном помещении. По идее, я должна заново складывать рубашки и закреплять одиннадцатью булавками. Остальные служащие смотрят на меня как на вражеского лазутчика, типа, мама специально услала меня в подвал, чтобы шпионить за ними. Я складываю парочку рубашек, затем бросаю это дело и достаю книжку. Они расслабляются. Я одна из них. Мне тоже не хочется здесь находиться.
Мама явно в курсе, что я сачковала, но в машине на обратном пути ничего мне не говорит. Мы покидаем магазин уже в темноте, потому что у мамы слишком много работы. Продажи оказались провальными. Она даже близко не подошла к той цели, которую перед собой ставила. Надвигается сокращение штатов. Мы останавливаемся на красный свет. Мама закрывает глаза. Ее кожа какого-то тусклого серого цвета, как у тысячу раз стираного-перестираного ветхого белья. Мне становится стыдно, что я не сложила для нее больше рубашек.
На следующий день меня посылают к папе. Он продает какую-то там страховку, точно не знаю, какую и зачем. Папа раскладывает для меня карточный столик в своем кабинете. В мои обязанности входит вкладывать календарики в конверты, заклеивать конверты и пришпандоривать марки. Папа сидит за письменным столом и треплется с приятелями.
Он работает, положив ноги на стол. Он ржет вместе с друзьями по телефону. Он просит заказать ему ланч. Я считаю, он заслуживает того, чтобы складывать в подвале рубашки и помогать маме. А я заслуживаю того, чтобы посмотреть кабельное, или немного вздремнуть, или даже пойти в гости к Хизер. Ко времени обеденного перерыва у меня в животе уже бурлит от злости. Папина секретарша приносит ланч и говорит мне что-то приятное, но я ей не отвечаю. Я испепеляю взглядом папин затылок. Злая, злая, злая. Мне предстоит заклеить еще миллион конвертов. Я провожу языком по клейкому клапану конверта. Острый край режет мне язык. Я чувствую во рту вкус крови. В памяти на секунду всплывает ОНО. И вся злость со свистом выходит из меня, словно из лопнувшего воздушного шарика. Папа реально выходит из себя, когда видит, сколько конвертов я испачкала кровью. И говорит, что мне нужна помощь профессионала.
