— Мы не о моей принцессе говорим, — перебил я его раздражённо.
— Мы говорим о любви.
— Множество людей вокруг любят друг друга. При этом никто из-за этого не отправился на Марс.
— А сейчас мы говорим о тех жертвах, которые совершаются ради любви, — он печально улыбнулся. — Например, вот он я, посреди ночи, в сорока миллионах миль от своей принцессы, рядом с человеком, полагающим, что психлечебница — самое подходящее для меня место.
— Тогда зачем ты вернулся с Марса? — поинтересовался я.
— Это происходит без моего участия, — он помолчал, предавшись воспоминаниям. — Когда это случилось впервые, я подумал, Господь Всемогущий решил проверить меня, как проверял Иова. Я провёл десять долгих лет здесь, прежде чем смог вернуться.
— И ты никогда не задумывался, действительно ли происходящее с тобой реально?
— Античные города, впадины на дне высохших океанов, великие битвы, злобные зеленокожие воины — может быть, я их выдумал. Но я никогда не смог бы выдумать любовь к моей прекрасной принцессе — любовь была со мной каждое мгновение, каждый мой день — звук ее голоса, прикосновения к коже, аромат локонов. Не мог я этого выдумать.
— Это должно быть хоть каким-то утешением во время ссылки, — попытался приободрить его я.
— Утешение и пытка, — отчасти согласился он. — Каждый день смотришь в небо, зная, что она и сын, которого никогда не видел, так невообразимо далеко.
— Но сомнений у тебя никогда не возникало?
— Никогда, — ответил он. — До сих пор помню последние написанные мной слова: «Я верю, что они ждут меня, и что-то подсказывает мне, что очень скоро я смогу в этом убедиться».
— Реальность это или нет, по крайней мере, ты в это твёрдо веришь, — сказал я. — Ты не видел, как твоя принцесса умирает у тебя на руках.
Он пристально на меня посмотрел, словно в некой нерешительности насчёт слов, которые он собирался произнести. И всё-таки заговорил.
— Я умирал уже множество раз, и, если будет угодно Провидению, завтра я вновь умру.
— О чём ты говоришь?
— Сквозь пространство между мирами путешествует только моё сознание, — пояснил он. — А тело всё это время остается безжизненной кучей мышц.
— И оно не гниёт, не разлагается, а просто ждёт тебя в том виде, в котором ты его покинул? — я допустил в голос изрядную долю сарказма.
— Не могу этого объяснить, — он развёл руками. — Мне остаётся лишь воспользоваться этим преимуществом.
— И меня должен как-то утешить факт, что какой-то сумасшедший, всерьёз считающий себя Джоном Картером, намекает мне, что моя Лайза может неким непостижимым мне образом жить на Марсе?
