Мы пожимаем друг другу руки. Миссис Кимбелл около восьмидесяти, но держится она прямо, как восемнадцатилетняя девушка, а ее волосы выкрашены в густой черный цвет, что странно контрастирует с бледным, морщинистым лицом и темно-красной губной помадой. У ее дочери меньше морщин, а волосы темно-каштановые. Обе в плащах, длинных, темных, с поясами, поверх повседневных шелковых платьев в цветочек, бордового с белым и разных оттенков зеленого с белым. Швейцар берет у них плащи, и я спрашиваю, не нужно ли просветить сумочки дам с помощью рентгеновской установки, однако он отвечает: «Нет, если дамы ваши гости, милорд», — что вызывает у меня смешанные чувства. Благодарность к вежливому и внимательному персоналу смешивается с какой-то не очень приличной надеждой, что швейцар не принял миссис Кимбелл и миссис Форсайт за моих родственников.
Они более уязвимы, чем кажутся на первый взгляд. И более застенчивы. Огромная гардеробная и вешалки с именами августейших особ, таких как герцог Эдинбургский и принц Уэльский, ошеломляют большинство людей, и Лаура и Дженет (так они просят себя называть) не исключение. Дженет Форсайт интересуется, приходит ли сюда «принц Филипп», и я вынужден признаться, что ни разу не видел его, за исключением официальных открытий сессии Парламента, когда он сопровождает королеву. Она спрашивает, пользуется ли принц вешалкой, но этого я не знаю. Мы поднимаемся по громадной лестнице — еще одно потрясение для новичков, — и я показываю гербы на стенах, нарисованные семьей художников, где эта привилегия передается по наследству, от отца к сыну.
Худощавые лица, правильные черты и оливковая кожа матери и дочери — все это мне кого-то напоминает, но я не могу вспомнить, кого. Наверное, какую-нибудь фотографию или телевизионные кадры. Теперь нас буквально бомбардируют изображениями. Мы проходим через комнату принцев, и мне приходится предупредить, чтобы гости говорили тихо и быстро пересекли синий ковер; снова оказавшись на красном ковре, Лаура говорит, что принесла показать мне свидетельство о браке своей бабушки. Она настаивает, чтобы я взглянул на него немедленно, так что мы садимся на обтянутые красной кожей скамьи напротив картины, изображающей заседание Палаты лордов в те времена, когда многие пэры носили шелковые шляпы. У меня мелькает подозрение — это длится не больше двух секунд, — не предъявит ли она мне доказательство, что Генри тайно сочетался браком с Джимми Эшворт, что делает его многоженцем, а претензии его потомков от брака с Эдит Хендерсон заседать в Палате лордов несостоятельными. Но в брачном свидетельстве нет ничего особенного. В нем просто говорится, что 30 октября 1883 года в приходской церкви Девы Марии Джемайма Энн Эшворт, двадцати восьми лет, дочь Джорджа Эдварда Эшворта из Соммерс-Тауна, была обвенчана с Леонардом Уильямом Доусоном, тридцати трех лет, носильщиком, проживавшим на Лиссон-Гроув в Мэрилебоне.
