— Два бенье и шоколадное молоко для меня, — он посмотрел на Никоду. — А что ты будешь пить?
— Молоко звучит неплохо. Мне тоже одно.
Официантка удалилась.
— Ты слышала что-нибудь о том, что произошло в школе? — спросил он ее. Школа была еще одной безопасной темой.
— Пока нет, а ты?
— Ничего, только то, что у нас появился новый тренер.
Она выглядела такой же шокированной, как и он.
— Правда?
— Пугает, да? Я думаю, они сменили тренера, еще даже не вытерев кровь другого тренера в коридоре до конца, — Ник сморщился, когда понял, что сказал.
«Не говори с девушкой о крови. Ты дурак?»
К счастью, она сама сменила тему.
— Как твоя рука?
— Лучше. Сегодня не болит.
— Хорошо.
И снова стало страшно. Одному он был благодарен — она все еще оставалась просто девчонкой. Обычной и нормальной. Не изменяющим форму вампиром-убийцей или демоном. Обычной девчонкой, перекусывающей с ним. Хорошо быть снова с нормальными людьми.
— Так тебе нравится Новый Орлеан? — спросил он. — Отличается от твоего предыдущего места?
— Очень, мне нравится все, кроме жары. Я не могу поверить, что в конце октября все еще так жарко.
— Ага, есть местная старая поговорка: Если вам не нравится погода, подождите минутку. Она меняется с горячей на холодную быстрее, чем вода в водонагревателе.
Никода почувствовала, как стена, которую она выстроила вокруг себя, рушится под его чувством юмора. Это все его демоническое обаяние. Не попадайся на него, но это было так сложно. Ник Готье был милым и очаровательным, невероятным.
Восхитительный, с глазами такими синими, как грех и густыми каштановыми волосами, которые так и умоляли о прикосновении. В его четырнадцать уже было видно, каким он может вырасти. Резкие черты лица и острый ум. И хотя он был тощим, его мускулы были в отличном состоянии и указывали на то, что со временем у него будет отлично сложенное тело.
И самое лучшее, он не понимал, насколько привлекательным был.
Робкий и не уверенный в себе, он уже обладал самыми разрушительными силами из выпущенных на волю. Когда он вырастет, то будет потенциальным злом в его самом чистом и холодном виде. Ей необходимо помнить об этом.
Но его улыбка была заразительной. Доброта трогала.
Когда она собралась оплатить счет, он остановил ее и сделал все сам. Он даже не позволил ей дать официантке чаевые.
Затем он извинился и взял сдачу, чтобы положить ее в чехол от тромбона уличных музыкантов. Он не оставил себе ни цента.
Она приподняла бровь, когда он вернулся к ней и сел.
