Затем он столь же пронзительно принялся призывать на помощь капитана Мак-Брида, команду, полицию и портовый патруль. Никто из них объявляться не торопился, но с дюжину зевак на пристани, действительно, собралось. Куинн спокойно спустился по сходням, не поднимая вопроса о жалованье. В кармане у него уютно покоились три сотни долларов, выигранных у Коннелли в карты, — это как раз равнялось плате за четыре дня, из расчета по семьдесят пять долларов в день; такой способ расчета казался ему гораздо более привлекательным.
Семь футов тебе под килем, адмирал.
Теколотская женская тюрьма представляла собой несколько мрачных бетонных строений, сгрудившихся на каменистом плато площадью ярдов в двести, возвышавшемся над Оленьей долиной. Приближаясь к ней, Куинн предположил, что участок этот выбрали, дабы отбить у заключенных всякую охоту к побегам: бежать отсюда было некуда.
Природа здесь была еще суровее той, что окружала Тауэр. На пятьдесят миль вокруг — ни единого городка, а не поддающаяся плугу почва и слишком редкие дожди обескураживали самых оптимистичных фермеров и скотоводов. Последние десятки метров покрытой гравием дороги, ведущей в Теколоту, выглядели так, будто строители, не выдержав, плюнули и удалились отсюда в полнейшем отчаянии.
В административном здании Куинн объяснил служительнице, что хотел бы видеть Альберту Хейвуд, и предъявил лицензию частного детектива, выданную ему в штате Невада. После получасового допроса его проводили через мощеный двор и оставили в одной из комнат на первом этаже трехэтажного бетонного строения. Выглядела комната так, будто кто-то взялся однажды навести в ней уют, но, взяв пример с дорожников, бросил дело на середине. Половину окон украшали занавески; на стенах висело несколько писанных маслом картин. Наличествовало два-три мягких стула, но остальные сидячие места обеспечивались деревянными скамьями — кстати, точно такими же, как в общей столовой Тауэра.
Народа в комнате скопилось немало. Возле двери тревожно перешептывалась пожилая пара; у одного из окон стояла молодая женщина, подлинное лицо коей было практически невозможно разглядеть из-за многослойного грима; у другого — мужчина возраста Куинна, с мрачными глазами и в столь же мрачном костюме; на Скамьях сидели три женщины в голубой униформе, беспокойная, веселая группка работяг и еще один мужчина с сыном-подростком, ведущие бесконечный, наверняка не последний спор о том, стоило ли сюда приходить. В углу приткнулась седая старушка с бумажным пакетом в руках; сквозь прорези в бумаге Куинн видел красный блеск яблок.
