— Мир тебе, — прервав пение, поздоровалась она, когда в комнату, неся керосиновый фонарь, вошла сестра Раскаяние. — Чудесное утро, не правда ли?
Сестра Раскаяние водрузила фонарь на место с лязгом, прозвучавшим весьма неодобрительно.
— Чего это с тобой? — осведомилась она.
— Ничего, сестра. Просто мне хорошо. Я счастлива.
— Думаешь, человеку в этом мире больше нечего делать, кроме как быть счастливой?
— Можно ведь быть счастливой и трудиться на общую пользу, разве не так?
— Не знаю. Я никогда не пробовала.
— Бедная сестра, тебя опять беспокоит голова, да?
— Занимайся своей головой, а я уж как-нибудь позабочусь о своей!
Сестра Раскаяние плеснула в таз немного воды, сполоснула лицо и вытерла его шерстяным лоскутом, извлеченным из складок поношенного платья.
— Думаешь, после наказания человек приобретает более здравый взгляд на вещи?
— Наказание закончилось.
Однако при воспоминании о нем настроение слегка померкло. Мрачное было время, даже несмотря на глубокое убеждение, что жизнь в колонии легкой быть не должна. Правда, Учитель в конце концов сократил заточение с пяти дней до трех — без нее он не мог управиться с матерью Пуресой, да к тому же брат Терновый Венец растянул лодыжку, свалившись с трактора. «Они нуждаются во мне», — подумала она, и дух ее вновь воспарил, оставив далеко внизу унылую комнату и недовольное лицо сестры Раскаяние, все еще вытиравшейся после своего краткого омовения. «Они нуждаются во мне, и я — здесь». Сестра Благодеяние прислушивалась к этим словам, как ребенок к звону бечевки, на которой в синей вышине мечется бумажный змей, уносимый сильным ветром.
— Грядет хороший день, да, Господи, — снова запела она.
— Ну, это смотря по тому, как его провести, — раздраженно огрызнулась сестра Раскаяние. — Мне бы твои заботы. Я вот ума не приложу, что делать с Кармой. Ходят слухи, у нас новый обращенный?
— Говорить об этом еще рано, но я надеюсь. Очень надеюсь. Для колонии это может стать началом новой жизни. Может, это знак Небес и мы вновь преуспеем, как в прежние дни?
— Мужчина?
— Да. Я слышала, душа его очень страдала.
— Молодой? Я имею в виду, настолько ли он молод, что мне теперь придется не спускать с Кармы глаз?
— Я его не видела.
— Дай Бог, чтобы он оказался постарше и похилее, — вздохнула сестра Раскаяние. — А заодно и со слабым зрением.
— У нас что, мало здесь старых и слабых? Нет, Тауэру нужны молодые, сильные и жизнеспособные.
— Это все, конечно, очень хорошо. Только в теории. А на практике я должна учитывать Карму. Ох, это так непросто — быть матерью.
