Хочу еще рассказать о фокусе с водкой (либо другим актуальным для пациента напитком), хотя это и не предусмотрено первоначальным методом товарища Довженко. Врач гремит стаканом, бутылкой, дает понюхать содержимое, пациент слышит характерные щелчки открывающегося сосуда, звуки переливаемой жидкости. Загипнотизированный человек, воспринявший антиалкогольный код, с отвращением морщится, процедура для него неприятна. Это и есть подтверждение того, что кодировка взялась. Внушенный под гипнозом страх перед употреблением алкоголя заставляет пациента сохранять трезвость. Если закодированный выпьет, реакция может быть самая разнообразная – от сильного недомогания до паралича нервной системы. Но это все, конечно же, зависит от отдельно взятого алкоголика и качества проведенной терапии. Кодируют в основном на год, срок действия кода оговаривается с пациентом как на собеседовании, так и под гипнозом. Если тяга к алкоголю начинает проявляться к концу отведенного времени, кодировку можно продлить.
Если у кодированного умер ребенок или произошли какие-то другие печальные события, то есть факт, что он сорвется и начнет заливать, лишь вопрос времени, медицина предусматривает раскодировку. Обратиться желательно к тому же специалисту, что и проводил кодирование. В чем она заключается, я, если честно, не знаю. Могу предположить, что после лечения «торпедо» нужно вводить какой-то противодействующий препарат. Такие дела, ребята.
Когда я обо всем этом для вас думал, заглянула медсестра и позвала на обед. Я пошел в столовую, переполненный мыслями. Когда вернулся, посмотрел на дисплей телефона. Там было написано: «1 прапушчаны выклiк». Звонила мама или отец с ее номера. Наверное, хотели задать мне какой-нибудь вопрос, например: «Как дела?» Перезванивать не стал – взялся снова думать, но теперь уже о родителях, о семье...
Без привлечения сторонней помощи могу вспомнить своих предков до одного прадеда по линии матери и деда по линии отца. Немного, но для поверхностного анализа достаточно. Тема исследования: «Спиртосодержащие соки, питающие мое генеалогическое древо».
Мой прадед, мамкин дед, бабкин отец, был маленького роста столяр Иван, сильно пьющий и играющий на балалайке. Более того, есть сведения, что он даже сочинял русскоязычные песни, аккомпанируя себе на этом русском инструменте. Это нехарактерно для территории, принадлежавшей в те времена Польше. Имея относительно неплохой заработок (столяр не последний человек при строительстве деревянных домов, распространенных тогда повсюду), не только пил, но и прелюбодействовал. Зато никогда не ругался матом и не курил. Курила его жена, вызывая недоумение у односельчан: тогда была эпоха некурящих женщин. Она была значительно старше Ивана, много читала по-польски, привила почтение к католическому Богу моей матери. Прабабка померла в маразме и до моего рождения. Пока была жива, называли ее, кажется, Спиридоновна. Так, Иван, бывало, пьяный припрячет честные свои деньги – и забудет куда. И в раздражительном похмельном настроении кричит громко: «Спиридоновна! Куда деньги девала?!»
