5/4 накануне тишины | страница 116




215

Цахилганов потёр виски. И эта — про мировой лагерный капитализм,

лишь бы не поверить, не поверить самому, что уже запущен он в действие с его собственной подачи.

Любовь вздохнула протяжно и глубоко, закинула руки за голову, однако глаза её оставались закрытыми по-прежнему.

— Кто с тобой? — внятно спросила жена.

— Никого. Он, Внешний, смотрит на меня, когда на Солнце происходит очередная вспышка, — рассеянно ответил Цахилганов. — Я знаю: вспышка угасает, и пропадает он. А так — мы здесь с тобой вдвоём. Одни… Остальные только кажутся. Или слышатся.

Кроме медперсонала, конечно.

Любовь больше ничего не говорила.

Но вдруг отозвался Внешний.

— Как ты это понял? — удивился он.

— …К сожаленью, я знаю про тебя всё, — мысленно сказал ему Цахилганов. — Про себя, то есть. Большие полушария — это совокупность анализаторов, которые разлагают сложность внешнего и внутреннего мира на отдельные моменты и затем связывают проанализированные явления с дальнейшими поступками организма. Не так ли?.. И пока будет происходить такое разложение, ты, Внешнее моё я, будешь разговаривать с моим внутренним я. Под особым воздействием солнечной активности… Но как только проанализированные мною явления жизни свяжутся с дальнейшими моими поступками, ты исчезнешь, за ненадобностью.

— Браво! Жалко, что до этого ещё далеко, — немного посмеялся Внешний. — Надеешься ты всё же на то, что воссоединишься сам с собою.

— Ах, да. Я ведь так и не проанализировал то, что ты мне вчера закидывал. Про чудо. Ты вправил мне это в подсознанье, но отступил, чтобы я не воспротивился напору. Уж я-то изучил твои уловки –

— свои — свои — уловки — ловкие — замысловатые.

— …А про какое чудо мы толкуем? — не понял будто бы Внешний.

— Про чудо самоотреченья, конечно же! — с издёвкой ответил Цахилганов. — Про чудо самоотреченья,

которое — одно —

может спасти Любовь.


216

Однако сотовый телефон уже верещал в тумбочке и не собирался умолкать ни при каких обстоятельствах.

— Андрей Константиныч? — прошептал в ухо шёлковый голос. — Ксерокопии в двух экземплярах делать?

— В двух, Даша. На всякий случай. Один будешь оставлять в сейфе… С любой бумажки — две копии, одну мне… Договорились. Умница.

Положив телефон и повеселев, Цахилганов вернулся к себе, Внешнему:

— Так вот, больше я ничего не хочу знать про работу своих полушарий. Я шёл по линии усложнения — и не спятил. Теперь я нарочно пойду по линии упрощения —

по самой любимой моей линии,

и не спячу тем более.