— А! Всё, что сложно, того не существует, — понял Внешний.
— Именно. И так, начали. Если я — звучащее фортепьяно, которому давно, слишком давно никто не отвечает в нужной тональности —
он посмотрел на Любовь, лежащую неподвижно,
тогда… Тогда этой внутренней музыке начинает отвечать собственное эхо. Ты, перечащий мне, толкающий на «подвиг самоотреченья», отступающий и наступающий, — только эхо моей души. Так что, не обольщайся на свой счёт. И диагноз мне шить — бес-полезно.
Бес?!. Полезно?..
«Порги и Бесс»… — тут же весело аукнулось в сознании.
— Но-но! Любое эхо должно знать своё место! И не претендовать на ин-диви-дуализм.
…Дуализм?
— Не слишком ли много объяснений ты находишь происходящему? — заметил Внешний. — …А ведь это говорит о том, что сути происходящего ты принять никак не можешь! Потому что боишься именно — сути. Ты упорно уходишь от сути, вот что.
— Суть в том, что никакого глобального преступленья перед своим народом я не совершал. Мир шагает к лагерному капитализму — сам! С начала прошлого века, между прочим, — раздражённо сказал Цахилганов. — Наши социалистические лагеря были его генеральной репетицией… Уж лучше бы ты учил меня чему-нибудь полезному, как вчера. Ну? Как мне спасти Любовь? Самоотреченье, сразу говорю, мне не подходит. Другие идеи по её спасенью мне нужны! Долдон…
— По твоему спасению. По общему спасению.
— Пусть — так. Ну же!
Тот не откликнулся.
217
Похоже, что-то сбилось в пространстве и времени,
будто некие солнечные вибрации перестали соотноситься прежним образом с вибрациями души —
кроме тягостного хаоса в себе душа не ощущала ничего. Только под ложечкой что-то дрожало по-прежнему…
Надо вернуться к реальности, на исходные позиции. Цахилганов потряс телевизор и включил его на малую громкость. Он стал внимательно смотреть в экран, покручивая исправленную антенну.
Экранное поле зарябило,
как не возделанное,
но прояснилось вскоре.
Девичий торопливый голос пробивался теперь в палату, сквозь тревожное дикторское сообщение о несанкционированном митинге:
«…Слышите, русские? Нас превратили в стадо бессловесных животных, годных лишь для чёрных работ! Древнее писание предупреждало: «если вы промолчите, то дом ваш разрушится и род ваш погибнет! И спасенье народу вашему придёт из другого места». Почему вы веками молчите, стремясь спасти свои отдельные жизни?… Мы будем вымирать и дальше, в своей же стране, которая давно перестала быть нашей, оттого, что не спасаем весь свой народ! Смотрите, как лучших из нас травят и уничтожают. И мы, все — давно оттеснённые на задворки жизни, молчим. Как будто нас нет больше на свете. В ходу же — давняя политика подмены:
