По залу прокатились смешки, быстро стихшие из-за полуденной жары.
Бурке повернул голову к шерифу Ленни. Этот последний проявлял к обвиняемому уважение и расположенность, предвзятость суда часто заставляла его хмурить брови. Он был худой и старый, но хорошо сохранившийся для своих лет. Лицо выдавало человека, смышленого и рассудительного, седые волосы добавляли чертам приятного достоинства. Он ответил на взгляд Бурке опечаленной улыбкой сочувствия. Улыбка не имела цели успокоить, всего лишь знак симпатии в ситуации, когда шериф ничего не мог изменить. Бурке почувствовал моральную поддержку существа, возвышающегося над злобной влиятельной толпой.
— Заседание переносится на утро, — взревел вдруг судья, — или на то время, когда чертов кондиционер будет починен!
Прокурор жалобно запротестовал:
— Но, ваша честь, я еще не закончил обвинительную речь!
— Ваша речь произведет большее впечатление, если вы ее произнесете в более подходящем климате, — возразил судья.
Он глянул на Бурке с определенной улыбкой. Бурке видел подобное выражение у тигра, которому несли его корм.
Он поднялся, скрывая дрожь. Нервы были на пределе, и он знал, что понадобится собрать все мужество, чтобы выдержать удар до конца. Он хлопнул по плечу своего адвоката.
— Проснитесь, Поп, — сказал он насмешливо, — пора принять кружечку пива.
Помощник шерифа, здоровенный верзила, не перестававший глупо улыбаться, отстегнул один наручник от барьера и защелкнул его на левом запястье Бурке. Шериф Ленни сопровождал заключенного до камеры. В ней не имелось ничего, кроме желтоватого умывальника, унитаза, железной кровати и лампочки с плафоном под металлической сеткой. Забранное решеткой окно располагалось почти под потолком. Комната была старой, пахла затхлостью и сыростью, сочившейся из стен, покрытых облупленной штукатуркой. Арестованных обычно содержали в окружной тюрьме, расположенной ниже по улице, но Ленни заявил, что в здании суда Бурке будет в большей безопасности. Здесь он сможет избежать линчевания, объяснил шериф.
На этот раз помощник шерифа, расстегнув наручники, не поспешил убраться, как обычно. Шериф, вошедший за ними, закурил сигару, и, похоже, не имел ни малейшего намерения покидать камеру. Озадаченный помощник стоял в дверях и с чувством скреб в затылке, не зная, как поступить ввиду необычности ситуации.
Наконец, он рискнул задать вопрос:
— Шериф?
— Да, Дэйви, — ответил шериф, не оборачиваясь.
— Мне нужно запереть заключенного. Вы идете со мной?
