Двор залит лунным светом. Две темные фигуры метнулись от него к дальним кустам у пруда. Не задумываясь, Никита бросился наперерез. Кусты драли волосы, но Никита ничего не чувствовал. Он услышал шум борьбы и короткий крик.
— Сто-о-й! — заорал Никита, рука сама выхватила шпагу. — Сто-о-ой!
То, что он увидел, заставило его ужаснуться. Человек, которого он только что видел в окне, был приколот к дереву. Кинжал вошел меж лопаток по самую рукоять. Инстинктивно Никита почувствовал опасность и обернулся. Большая черная тень бросилась на него из кустов. Никита успел отвести удар шпагой и сделал ответный удар. В короткой схватке Никита понял, что перед ним опытный противник. В какой-то миг лицо его придвинулось вплотную, незнакомец злобно сузил глаза и сделал губами быстрое движение, словно плюнул: тьфу…
Зашлись в лае сторожевые собаки. Двери школьной казармы распахнулись, и на порог вылез сторож с фонарем.
— Не озоруй! — крикнул он в темноту. — А то как пальну!
Собаки бросились к ногам дерущихся, стали хватать за ноги, но узнав Никиту, перекинули всю ярость на незнакомца. Тот, ругаясь непонятно, скрылся в кустах…
Гаврила встретил Никиту упреком.
— Где шататься изволите, Никита Григорьевич? Разбойников полна Москва, а вы бродите в одиночестве.
— Гаврила… — Никита еле перевел дух, — дай что-нибудь выпить… на спирту…
— Пустырничка вот глотните… свежий настой… А то на вас лица нет.
— Квасу дай! — Никита припал к чашке, потом утер рот. — Сашка был?
— Был. Прискакал, как конь в мыле. Два слова начертал и исчез. — Гаврила отдал Никите записку.
— «Никита, друг, — прочитал тот, — я уезжаю. Анастасию опять арестовали. Встретимся у тебя в Петербурге…»
Петербург. Посреди роскошной спальни стояла лохань с горячей водой. На ковре блестели парчовые туфли. Атласный халат небрежно брошен на кресло. На каминной полке грелась полотняная простыня. Лесток протянул руку за пузырьком с травяным настоем.
— Ну что там Бестужева?
— Упирается, — секретарь протянул бумагу.
— Упирается? Какая чепуха! Давали ей прочитать показания дочери?
— Бестужева выгораживаетдочь и говорит, что та подписала все с перепугу да по молодости.
— Мать всегда остается матерью, — Лесток притворно вздохнул и вылил настой в воду.
— А мы сделаем вот что… — продолжал он, с наслаждением нежа свое тучное тело в воде. — Приведите-ка их двоих на допрос, и пусть сами разберутся.
Секретарь замялся.
— Дело в том, что Анастасия Ягужинская была оставлена в Москве… под домашним арестом.
