Гардемарины, вперед! | страница 14
За окном стукнула калитка. Друзья насторожились. Никита встал, всматриваясь в темноту.
— Нет, не Алешка… Ветер.
— Какой длинный сегодня день, — сказал Саша, — и сколько событий. Бестужеву арестовали… И Анастасию… — в голосе Саши прозвучала такая боль, что Никита быстро посмотрел на него.
— Ты что?..
— Влюблен… хочешь спросить? — усмехнулся Саша. — Я не влюблен, я сошел с ума. Любить Анастасию все равно, что пылать страстию вон к той звезде… Что с ней будет, Никита?
— Я думаю, что их больше Анна Гавриловна интересует. Анастасия так молода. Но странно. Зачем Бестужевой участвовать в каком-то заговоре? Фамилия Бестужевых в таком почете. Муж Бестужевой — брат самого вице-канцлера!
Друзья сели за стол.
— Алешка бежал, это ясно, — сказал Саше Никита. — Как все нелепо получилось. Боюсь я за него.
— Козла бойся спереди, осла сзади, а тихого Алешу Корсака со всех сторон. Никогда не знаешь, что он выкинет. Паспорт его из школы изъять надо, вот что… А потом переправим его Алешке как-нибудь.
— Куда?
— К Алешкиной матери… в деревню, — сказал Саша и спросил озабоченно, — У тебя деньги есть?
Никита присвистнул и незаметно перешел на речитатив.
— Как сказал поэт: «В кошельке загнездилась паутина». Значит, выход у нас один. Сейчас будет спектакль, — предупредил он Сашу. — Гаврила! Принеси полосканье, горло болит, — и он застонал, схвативши себя за шею.
— Ты болен? — удивился Саша.
— Болезнь нужна, чтобы умилостивить моего камердинера.
Гаврила явился с подносом, на котором стояла колба. Никита пригубил настойку.
— Фу, горечь! Яд! Опять гнилая брюква!?
— Нет, здесь настой из благородных трав, — торжественно пропел Гаврила. — Овощ брюква потребен лишь при подагре.
— Ах дал бы мне калгану на спирту.
— Спирт при вашем телосложении — яд, — вздохнул Гаврила. — Будете пить настойку «манэ эт ноктэ», то есть утром и вечером.
— Мне-то хоть латынь не переводи, эскулап. Латынь для твоего телосложения — яд. — Никита поставил колбу на стол и спросил как бы между прочим. — Гаврила, сколько я тебе должен?
Лицо камердинера посуровело, он перешел на прозу.
— Нет у меня денег. Все на покупку компонентов извел.
— Гаврила, побойся бога. Ты лампадное масло носил в Охотный ряд?
Гаврила с отвлеченным видом смотрел в темное окно.
— Ну отдадут мне долги, — увещевал Никита. — А Корсаку я подарил. Не умирать же человеку с голоду. Я могу подарить. Я князь!
Гаврила молчал. И тогда Никита опять пропел:
— Ладно. Я знаю, где их взять: тебя продам, а батюшке скажу, что ты колдун. Скажу, хотел меня калганом извести…