— Представляю! — не удержался Старков, пуская голубые кольца дыма.
— Правда, правда, мы не ели убоины. Каши, овощные супы, салаты, иногда рыба, которую муж сам ловил.
— Вы что — толстовцы?
— Нет. Муж говорил: не хочу есть трупы животных. А мы все делали по его уставу. Я не прибедняюсь, но мы обходились самым скромным гардеробом, я перешиваю старые платья, вяжу теплые вещи, штопаю, латаю. Мальчики сами себя обслуживают. Мы держали одну прислугу на все, теперь взяли приходящую.
— Но у вас же имения, — удивленно сказал Старков. — Романовы — самые богатые помещики России.
— Не самые богатые, — улыбнулась она. — И не все. Я говорила вам: мы жили на жалованье мужа. Сейчас на пенсию. Он отдал свое состояние младшим сестрам, у них не сложилась жизнь, а на остаток содержал вдовьи дома.
— Что еще за вдовьи дома? — с плохо скрытым раздражением спросил Старков.
— Там живут солдатские вдовы и сироты. Вы не думайте, — сказала она с поспешной деликатностью, — в их положении ничего не изменилось. Муж отдал необходимые распоряжения на случай своей смерти.
— Так что вдовы и сироты не пострадали, — ядовито уточнил Старков.
Она не обратила внимания на его интонацию.
— Слава Богу, нет. А свои средства я передала приюту для брошенных детей и небольшому женскому монастырю.
— Неплохие у вас средства!
— Были. Я не прибедняюсь. Но мы вовсе не такие богачи, как может показаться.
— Вам ли жаловаться! — сказал Старков и осекся, вдруг сообразив, что гражданское негодование едва ли уместно, когда оно обращено к вдове убитого им человека.
— Я не жалуюсь. Просто объясняю наши обстоятельства. Люди очень плохо знают жизнь друг друга и не стараются узнать. Милее самому придумать.
— Но вы же не станете утверждать, что все Романовы только и знают, что заниматься благотворительностью, — запальчиво сказал Старков.
— Нет, не стану, — ответила она мягко. — Люди все разные. Романовы в том числе.
— Богатые люди разные, а бедняки все одинаковы.
— Я… я не понимаю, — растерянно проговорила Мария Александровна.
— Беднякам не на что и незачем иметь свое лицо. Не до жиру, быть бы живу.
— Думаю, вы не правы. Человеческий пейзаж во всех слоях разнообразен. Но мне, конечно, трудно судить. — Она вдруг спохватилась. — Засиделась я. Мне давно пора к моим… другим мальчикам… Не сердитесь. Иногда мне кажется, что вы тоже мой мальчик, которому я сейчас больше нужна. Хотя и там не сладко. Кирилл Михайлович был замечательный отец — строгий, требовательный и по-умному заботливый. Он хотел сделать из них настоящих мужчин. Не знаю, справлюсь ли я. Но доброе семя заложено… Скажите без ломанья, чего бы вам хотелось?
