— Рискуешь, — протянул Сашка. — На неприятность нарываешься.
— Например? — спросил я.
— Например, расскажет твоему отцу, чем ты на толкучке занимаешься, — помолчав, ответил Сашка.
— Не станет, — возразил я.
— Почему?
— Ясно же почему, — ответил за меня Король. — Тогда ему придется и про себя рассказать. Не городи чепуху! — Он встал и пересел ко мне. — Ты же меня подводишь: я за тебя поручился.
Я пожал плечами:
— Болтать не собираюсь. А хозяин мне, как вам, не нужен. Ну а деньги могу вернуть, хоть я их и сам заработал. Пусть пользуется. Не люблю, когда меня за нос водят.
— Мы с ним сегодня же поговорим, — смешался Король.
— Не сегодня, а завтра. Новый день с двенадцати ночи начинается, — поправил я его. — И, честно говоря, надоело. Каникулы кончаются, пора за труды праведные.
— Струсил? — воскликнул Сашка.
— Хотя бы… Вон, наткнулись же однажды на Юрика. Не хватало еще своих родителей там встретить или когонибудь из учителей! — прикинулся я трусом. — Я с этим решил покончить, что и вам, мои дорогие, советую от всей широкой души.
— Трус, — повторил Сашка и напал на Короля: — Все ты… Привел! Я тебя предупреждал, отговаривал.
Король высокомерно поглядел на него:
— Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану. Про Кузьму Пруткова слышал?
— Не-а…
— Оно и видно. Не выступай, ты не на сцене, а мы не в зале. Не хочет он — не надо. Сказал же Ленька, что не проболтается. И я ему верю.
— Верю всякому зверю, — пробормотал, стушевавшись, Сашка.
— Вы тут выясняйте отношения, а я пошел. Гудбайте, камрадос! — И я направился к двери. На пороге обернулся и с чувством произнес: — Больше всего на свете он любил независимость и поэтому уехал на Таити, где женился на толстой полинезийке, заболел слоновой болезнью и умер. После этого критики признали его гением.
— Ко-го? — опешил Сашка. Он никак не мог привыкнуть к моим выступлениям.
— Поля Гогена. — Я закрыл за собой дверь. Проходя под окном, привстал на цыпочки и сказал сквозь занавеску в комнату: — Тот самый Гоген, которому Ван Гог подарил собственное ухо, когда у него сломались японские стереонаушники.
— Кретин! — высунулся в окно Сашка с такой прытью, что мы столкнулись лбами.
Потирая будущую шишку на лбу, я пришел в свой сарай. Вот уж кто кретин — Сашка. Ни Гогена не знает, ни Ван Гога. Я читал замечательную книгу Стоуна «Жажда жизни» о великом французском художнике постимпрессионисте Ван Гоге. В минуту душевной депрессии он действительно отрезал бритвой свое ухо и подарил своему другу, не менее великому художнику Гогену. Сейчас такие друзья перевелись — в лучшем случае книжку или завалящую пластинку подарят. Но они же не гении, их можно извинить. Я с удовольствием подарил бы Сашке хвост, если б он у меня был, чтобы… чтобы он сметал им пыль со своих дисков.
