Гэри вырос в окружении женщин: мать, бабушка, Жозефина, Зоэ, Гортензия. Ему необходим мужчина. Мужчина, с которым можно говорить на мужские темы. Говорить по-мужски. Но о чем разговаривают между собой мужчины? И только ли разговаривают?
Она прогнала эту ядовитую мысль и вгрызлась в зеленое яблоко.
Она станет спокойной мамашей. Спокойной и легкой. Спокойной, как танк, и легкой, как воздушный шар.
Будет петь о любви к сыну, плескаясь в душе. Будет петь во все горло, как поют о любви, в которой невозможно признаться.
А в остальном — молчок! Язык за зубами.
Они уже дожевали яблоки и глядели друг на друга улыбаясь.
Тишина легла на их улыбки, которые рассказывали одну и ту же историю: одна — ее начало, другая — ее конец. Они подводили черту, обозначали конец совместной жизни. Было так тихо, что Ширли слышала, как рвется сердце.
Не нравилась ей эта тишина.
Как перед грозой.
Она попыталась разрядить атмосферу, заговорила о своем фонде, об успехах на ниве борьбы с тучностью. О будущих битвах. Она любила сражаться. Не за смутные идеи, не за хитрых политиков, а за повседневные, обычные вещи. Защищать ближнего от бытовых опасностей, от замаскированных обманщиков — таких, как магнаты пищевой промышленности, которые делают вид, что снижают цены, а на самом деле ухудшают качество продукции или просто меняют упаковку. Она получила результаты расследования на эту тему, гнев ее рос и ждал своего часа…
Гэри слушал вполуха.
Он играл с двумя мандаринами, катал их по столу между тарелкой и стаканом, вертел в руках, потом почистил один и протянул четвертинку.
— А как поживает Гортензия? — вздохнула Ширли, видя полное отсутствие интереса к своим рассказам.
— Гортензия как Гортензия… в своем репертуаре.
— А Шарлотта?
— Между нами все кончено. Ну, по крайней мере я так думаю… Мы не давали объявление в газеты, но на самом деле…
— Совсем все?
Ширли ненавидела копаться в его жизни, расспрашивать. Но это было сильнее ее: нужно нарушить царящее молчание, пачками подкидывая всякие дурацкие вопросы.
— Мама! Ну хватит! Ты же знаешь, я не люблю, когда…
— Ладно, — объявила она, вставая. — Аудиенция окончена, я убираю со стола.
Она начала собирать тарелки и складывать их в раковину.
— Да и не только в этом причина, — пробормотала она, — у меня полно дел. Спасибо за завтрак, он был великолепен…
Теперь он принялся за ягоды инжира. Катал их длинными пальцами по деревянному столу. Не спеша. Медленно, размеренно.
Словно никуда не торопился.
