Белки в Центральном парке по понедельникам грустят | страница 28
— А могу я сказать пару слов? — спросила она, стараясь не выдать раздражения.
— Ну конечно, ты же мама!
— Ну спасибо.
— Я считаю, что Ее Величество Бабушка впервые проявила благоразумие, — повторил Гэри.
— Понятное дело, раз она с тобой согласилась!
— Мам, мне двадцать лет… Это не тот возраст, в котором принимают разумные решения! Дай мне возможность заниматься музыкой, мне только этого и надо, безумно хочу узнать, есть ли у меня талант. Коли нет, займусь приготовлением сосисок с картошкой…
— А что за препода она тебе нашла?
— Пианист, забыл его имя, восходящая звезда… Еще не знаменит, но недалеко то время… Я с ним познакомлюсь на следующей неделе.
Значит, все решено без нее. Он спрашивал ее мнение лишь потому, что не хотел обидеть, но выбор уже сделан. Она невольно оценила деликатность сына и почувствовала благодарность, а буря в сердце постепенно утихла.
Она протянула руку, погладила его по щеке.
— Ну так… ты не против?
Он едва не кричал.
— При одном условии… если ты будешь действительно серьезно заниматься: фортепиано, сольфеджио, теория музыки… То есть это будет настоящая работа. Спроси у бабушки, в какую школу ты мог бы записаться в ожидании поездки в Нью-Йорк… Она должна и это знать, раз уж сама всем занялась!
— Но ты же не…
Он осекся, не желая ранить ее словами.
— Не ревную? Нет. Немного огорчена, что обошлись без меня…
Вид у него был расстроенный, и она заставила себя рассмеяться, чтобы он успокоился.
— Да нет же! Все в порядке. Просто ты вырос, и мне нужно свыкнуться с этой мыслью…
«Надо пригасить свою любовь.
Не давить. Не душить его в объятиях.
Раньше мы были почти парой. Еще один персонаж, с которым мы составляли пару. Жозефина, Гэри, что-то мне больше везет в тайных союзах, чем в официальных. Мне больше свойственны тайная нежность и душевное родство, чем всякие там свадьбы с кольцами и прочая мишура».
— Но я всегда буду рядом, мамочка… Ты же знаешь.
— Да все отлично! Я просто старая ворчунья…
Он улыбнулся, схватил зеленое яблоко, впился в него белыми крепкими зубами, и ее пронзила боль: он явно почувствовал облегчение. Послание достигло адресата. «Мне двадцать лет, я молод, я хочу свободы и независимости. Хочу делать со своей жизнью все, что хочу. И прежде всего не хочу, чтобы ты в нее вмешивалась. Дай мне жить по-своему, набивать шишки, взрослеть и изнашиваться, формироваться и деформироваться, гнуться и ломаться, пока я не найду себе подходящее место».
«Нормально, — подумала она, в свою очередь хватая зеленое яблоко, — он хочет сам за себя отвечать. Не использовать меня в качестве посредника. Ему нужно присутствие мужчины. У него ведь не было отца. Если им будет преподаватель музыки, флаг ему в руки. Я удаляюсь».